Алиби Алисы

Я начала ходить на чужие похороны только после того, как не смогла присутствовать на похоронах отца — тогда я все еще лежала в больнице и с трудом могла двигаться. Только однажды мне удалось посетить его могилу на кладбище в Скарборо, а потом Скантс строго-настрого запретил мне туда возвращаться. «Никогда не оглядывайся назад — это очень опасно. Ты должна идти только вперед», — сказал он. И куда, собственно? Куда, скажите мне, я должна идти?

Я честно пыталась все забыть и снова начать встречаться с людьми, как настойчиво советует Скантс. Но сейчас все выглядит совсем не так, как когда я была ребенком. Тогда было достаточно сказать «Привет, давай поиграем в покемонов», и дело было сделано. Взрослые же полны всяческих страхов и подозрений. Однако с детьми мне до сих пор удается заговорить безо всякого напряжения — будь то на причале, на пляже или у игровых автоматов, мимо которых я прохожу по утрам и вечерам. У нас с ними одни и те же интересы, одни и те же цели — в основном, сиюминутное счастье. Они просто не думают о завтрашнем дне. Я же не отваживаюсь думать о нем.

Скантс находит это странным. «Не играй больше с чужими детьми, — говорит он. — Ты ведь не дружишь с ними, ты их приманиваешь. Лучше вступи в клуб, пойди на кружок или найди себе хобби. Ты должна общаться с людьми своего возраста».

Но взрослые ненадежны и коварны. Они совершают ужасные поступки.

Помимо еды и просмотра мультиков я могу только наряжать кошек или прохаживаться вдоль игровых автоматов в надежде поиграть в кегли с Мэтью. Я не ныряю с аквалангом по выходным, не играю в лакросс по средам и не делаю ничего подобного в другие дни недели. Я недостаточно общительна, чтобы «вступить в клуб по интересам». Кто вообще может это сделать? В каком это Мире люди идут куда-то и, боже упаси, знакомятся с кем-то и рассказывают им о себе?

Я не из тех, кто легко сходится с людьми, я из тех, кто запирается в своем доме.

Кроме тех случаев, когда мне надо идти на работу. Или купить пончики.

— Привет, Шарлотта! — раздается веселое приветствие уличного торговца, когда я иду мимо него на работу.

— Привет, Джонни, — отвечаю я. — Как дела?

— Я видел тебя несколько дней назад и предлагал дырки от бубликов. Помнишь?

— Да? Прости, видимо, я тебя не услышала.

— Да. Ты куда-то очень торопилась. А где твоя дочка?

— У няньки. Сегодня утром я ходила на похороны.

— О господи! Кто-нибудь из близких?

— К счастью, нет. А теперь мне надо закончить мой роман. Только вот сначала захотелось угоститься.

— Отличная идея, — говорит он, опуская корзинку в кипящее масло. — Дай мне три минуты. Нажарю тебе свежих.

Он отворачивается к миске с тестом, а я переключаюсь на роль Шарлотты — перекидываю через плечо шарф и чувствую, как мой позвоночник в мгновение ока удлиняется.

— Спасибо. Мне сегодня потребуется много сахара. Придется почти все переписать.

— Прискорбно слышать, — говорит Джонни. — Что, редактору не понравилось?

— Увы. Я сама все испортила, и мне пришлось сократить сорок тысяч слов. Но это ничего, бывало и похуже. Мне кажется, что с каждым разом писать становится все сложнее и сложнее.

— Сорок тысяч слов! Как же быстро ты пишешь?

— Да я могу снова настучать их за неделю. Да, Джонни, дай мне еще соку.

— Нет проблем, — говорит он, прихватывая из холодильника банку. — Давненько я тебя не видал, Шарлотта. Начал уже подумывать, что ты нашла другого продавца пончиков.

Он дружески подмигивает, и мне становится приятно.

— Закопалась в делах, только и всего. Я только что вернулась из большого турне, а тут еще на неделе у некоторых из моих приятелей вышли новые книги. Короче, сплошной кавардак, — я улыбаюсь и тяжело вздыхаю, чтобы показать, как я устала.

— Ох-хо-хо, — понимающе говорит он, подбрасывая пончики в корзинке. И тут мое внимание привлекает мелькание белой бумажки — на столбе позади Джонни трепещет на ветру объявление о пропаже кота. Какой-то Жуки. Пропал в июле. Это мой Принц Роланд. Пончики уже готовы. Джонни вываливает их на противень и посыпает сахаром.

— Пять за фунт или — специально для тебя — четыре за сто пенсов и один в придачу даром.

— Спасибо, Джонни. Я возьму пять.

Он ссыпает пончики в бумажный пакет, завязывает его узлом и кладет теплый пакет мне на ладонь. Я протягиваю ему два фунта, и он достает сдачу из прикрепленной к поясу сумочки.

— Пахнет просто великолепно. Спасибо, Джонни, — я порываюсь взять один пончик, но они такие горячие, что обжигают мне пальцы.

— Как продается твой последний роман? — спрашивает он, облокачиваясь на прилавок.

— Ты знаешь, неплохо. Пристроила его в Грецию и… в Бельгию. Вот прямо сегодня утром.

К фургону приближаются два подростка, читая плакаты, висящие на его боку.

— Это здорово! А ты уже встретилась с Дэвидом Швиммером?

Несколько недель назад я сказала ему, что Дэвид Швиммер согласился на роль в фильме, который будет сниматься по моему роману «Любовники на войне».