Алиби для великой певицы

— Я, дорогой Коля, осенью 1914 года оставил гимназию и поступил в Одесское военное училище. Было мне семнадцать лет. 1 мая 1915 года закончил прапорщиком и через месяц уже был на фронте в составе 4-го пограничного Заамурского полка. Мне везло. Три ранения, но ни одного тяжелого. Восемь боевых наград за храбрость. За год с небольшим был произведен из прапорщиков в штабс-капитаны. В начале 1917 года был уже командиром батальона.

— А после февраля, Надюша, — сказал Скоблин. обращаясь к жене, — мы и познакомились с Петром Георгиевичем.

Ковальскому тоже были приятны эти воспоминания:

— Ты же помнишь, Коля, я в те времена политикой не интересовался и со всеми ладил. Как фронтовика, хорошо относившегося к своим подчиненным, солдаты избрали меня в полковой комитет. Как офицера командование включило меня в ударный батальон, который вошел в Первый ударный отряд 8-й армии.

— А 8-й армией командовал Лавр Георгиевич Корнилов, — подхватил Скоблин. — В ударном отряде мы с Петей и встретились.

— И опять оказались на фронте. Потом ударный отряд отвели в Проскуров, переформировали в полк. В августе полк спешно погрузили в составы и перебросили в Могилев, поближе к ставке. На следующий день после разгрузки Корнилов отказался выполнить приказ Керенского и уйти в отставку с поста верховного главнокомандующего… Мы с Колей, как и все остальные офицеры, последовали за своим генералом без размышлений, — продолжал Ковальский. — Что бы ни говорили потом о Корнилове, в одном он был прав: с немцами надо было продолжать войну.

Я провел два года на фронте и был готов сражаться за родину до последнего, — решительно сказал Ковальский, — Политическая борьба интересовала меня только в том смысле, что новая власть в Петрограде ослабила фронт и немцы наступали, встречая лишь слабое сопротивление. Один Корнилов был способен остановить немцев.

— А ты помнишь, Петя, когда корниловский мятеж провалился, Временное правительство отправило наш полк в ссылку, на станцию Песчановка? Там было совсем не плохо. Полк переименовали, он стал называться 1-м Славянским ударным полком, и влили его во 2-ю Чехо-Словацкую дивизию, — вспоминал Скоблин. — Можешь представить себе, Надюша, на выборах полкового комитета Петя Ковальский стал его председателем! Петя был настоящим революционером, без пяти минут большевиком!

Ковальский громко расхохотался вместе со всеми.

— За несколько дней до Октябрьской революции в полк прибыл комиссар Временного правительства Иорданский, — рассказывал Скоблин. — Созвав митинг, он стал уговаривать полк забыть обиды, недоверие выказанное ему Временным правительством, и взять на себя охрану Киева от анархо-большевистской опасности.

— Уговорил? — спросила Надежда Васильевна.

— Это он солдат уговаривал, а нам, офицерам, просто приказал. Мы же люди военные, Надюша. Для нас приказ — закон. 28 октября мы с боем взяли железнодорожный вокзал у петлюровцев. Вокзал передали чехословакам, которые взяли его под охрану, а сами расположились в военном училище на Печерске. Это был страшный день. Бой начался в четыре часа. Со стороны арсенала на нас наступали большевики, со стороны зверинца — петлюровцы. Два дня мы сдерживали и тех, и других, а потом полк взбунтовался. Полковой комитет заявил, что мы пришли в Киев только для несения охранной службы. Командир полка приказал арестовать председателя полкового комитета — то есть Петю.

— А полковой комитет тут же принял решение: если Ковальского тронут хотя бы пальцем, солдаты возьмут под стражу весь командный состав, — подхватил Ковальский. — Тогда мне поручили провести переговоры о прекращении огня и с красными, и с гайдамаками. Полк в полном составе погрузился в эшелон и ушел назад на станцию Песчановка. И тут полк стал распадаться. Солдаты просто разбегались. Офицерский состав, связавшись с генералом Калединым, стал переправляться на Дон.

Б Новочеркасске мы восстановили прежнее название полка и составили ядро Добровольческой армии — Корниловский полк. Во время боя под Таганрогом я был ранен. Добровольческая армия отступала, меня оставили в госпитале с документами унтерофицера, причем почему-то летчика, и вернулся в строй я только весной 1919 года в Новороссийске.

Ковальский не стал рассказывать о том, что, выздоровев после ранения, он не спешил вернуться на фронт, а стал пробираться домой, к родителям.

Отец-путеец служил начальником станции. Это был 1918 год, оккупированной немцами Украиной управлял гетман Скоропадский. Петр Ковальский устал от военной службы, надеялся поступить в университет, готовился к экзаменам. Но его мобилизовали в армию гетмана. Ковальский предпочел сбежать в Киев, к Петлюре, который отчаянно нуждался в командирах. Кадровые офицеры к Петлюре не шли.

Ковальского сразу произвели в полковники украинской армии и назначили к командующему южным фронтом генералу Грекову на должность старшего оперативного адъютанта.