Алиби для врага

Артемий отреагировал на заявление Веры подозрительно спокойно: сказал: «Понял» и быстро свернул разговор.

Веру это спокойствие не обмануло, и тревога в душе женщины постепенно нарастала. Предчувствия тоже не обманули, поскольку через полчаса после разговора раздался звонок в домофон.

Чувствуя внутри, где-то в области желудка, холодный комок, Вера открыла двери, смиренно ожидая своей участи.

У страха глаза велики, потому Вере и вправду казалось, что Артемий в этот момент чем-то походил на инквизитора. Нарочито спокойным выражением лица мужчина пытался замаскировать разочарование, боль и гнев.

Даже будто осунулся немного, или это из-за отросшей за день щетины так казалось? Тёмные брови сдвинуты, весь облик выдаёт напряжение. Короткая полуспортивная кожаная куртка и джинсы усиливали мрачный образ.

Подобным Вера ещё не видела Артемия; он всегда был спокойным, слегка насмешливым, мягким. Именно таким она полюбила его, — почти сразу, в первый же день знакомства. Таких настоящих, сильных чувств Вера не испытывала давно, со времён её бурного романа с Глебом.

Женщина лукавила, когда говорила, будто боится путешествовать на байке. Да, опыта подобных путешествий у неё совсем не было, это как раз правда. Вера в принципе-то очень тяжела на подъём, однако ради Артемия превозмогла бы себя, прыгнула бы выше головы.

Тем более, он обещал, что они будут часто останавливаться и отдыхать, ведь спешить им некуда. Никаких лишений, никаких ночёвок под открытым небом. Единственное неудобство — весь путь вперёд на байке.

Мешала ревность — удушающая и страшная. Именно потому, что Вера полюбила Гурова с полной самоотдачей, она не хотела и почти на физическом уровне не могла стать заменой некоей Анжелики.

Вера не собиралась примерять на себя чужую роль и помогать Артемию закрывать всякие там гештальты. Но женщина не призналась бы в этом ни за какие сокровища мира, и даже под страхом небесной кары не призналась бы.

Сейчас Вера чувствовала примерно то, что чувствует человек, сознательно выходящий на улицу после штормового предупреждения и наблюдающий приближение урагана: страх смешанный с восторгом.

Гуров в глазах Веры был прекрасен, и больше всего ей сейчас хотелось обнять его. Даже если её сметёт его энергетикой.

— Ужинать будешь? — Вере казалось, что она не сказала это, а заискивающе пропищала.

— Нет.

Артемий прошёл в комнату и сел в кресло.

— А чай?

— Нет.

— Может, куртку хотя бы снимешь? Отопление давно включили.

— Я ненадолго. Решил заскочить и попрощаться, поскольку завтра надолго уеду. Как-то не готов был к тому, что мы расстанемся. Думал, поедем вместе. Не хотелось, чтобы ты отпускала меня одного, но… — Гуров развёл руками.

— Тёма… Я готова путешествовать с тобой, и мне этого очень хочется. Но путешествовать не так. И не сейчас.

— Почему не так и не сейчас? — вскинулся Гуров. — Так и будешь вечно всего бояться, Вера? И сидеть в своей раковине, как жемчужина?

— Тёма, это нечестно!

— Вера, а я и не провожу аналогий; кстати, в отличие от тебя!

Вера вспыхнула: она не учла того, что Гуров умён и проницателен. Он просчитал её реакцию на раз-два.

— Во-первых, ты ещё не разведён. Фактически ты являешься мужем Аллы. Чужим мужем.

— О как. Спать со мной это тебе не мешает, а отправиться вместе в путешествие, — не, никак нельзя! Препятствие непреодолимой силы. Я не считаю себя мужем Аллы, и ничто не сможет остановить бракоразводный процесс, как-то помешать, даже притормозить. Или…

Гуров выпрямлся, во все глаза глядя на Веру, которой вдруг захотелось исчезнуть с лица Земли. Что она наделала⁈

— Ты сомневаешься во мне, Вера? — это было, скорее, констатацией факта, чем вопросом. — Считаешь, что я в любой момент могу передумать, надеть шлем с рогами, который ещё не успел как следует запылиться, и вернуться в стойло?

— Тёма…

— А во-вторых что?

— Почему зону комфорта нужно покидать непременно так экстремально? И почему довериться друг другу мы можем лишь путешествуя на байке? Других способов нет? Нам ведь не по семнадцать, Тёма!

— Я сон видел, — спокойно и буднично ответил Гуров. — И сначала я думал, что вернулся в прошлое, но потом понял, что увидел будущее. Ладно, теперь уже не суть.

Артемий встал, и Вера тоже вскочила.

— Знаешь, почему мотоцикл без коляски называется «одиночка»? Он априори не предназначен для пассажиров. Да, случаются в жизни исключения. Кстати, настойчиво приглашать кого-то в попутчики в байкерской среде не принято. Но я-то не байкер, я врач. Ладно, Вера, мне пора. Нужно выспаться как следует. Пожелаешь мне удачи? Я не суеверный.

Вера боялась расплакаться, потому молча кивнула, шагнула к Артемию и обняла его.

А через несколько секунд за Гуровым закрылись двери, и Вера осталась одна. Опять одна.

Вера кинулась к окну, но увидеть Артемия ей не удалось; видимо, он ушёл за дом. Женщина опустилась на стул, глядя прямо перед собой.

Что сейчас было? Почему они так разговаривали друг с другом и так смотрели друг на друга? Зачем? Ведь до сих пор было полное ощущение единения, и далеко не только телесного.