Начальник карабинеров был уязвлен такой несправедливостью. — Но, дон Изидоро, ведь уже почти полночь!
— Ну и что ж? Я всегда думал, что карабинеры спят в полглаза.
Рицотто признался, что такой образ жизни не входит в его привычки. Нотариус слегка отстранил его и проник в дежурную часть.
— Выходит, Тимолеоне, что всех жителей Фолиньяцаро можно зарезать, а вам и дела мало? Так?
— Да что вы, синьор Агостини, никто здесь и не помышляет об убийстве своих ближних.
— В этом вы как раз ошибаетесь! Кто-то только что убил Эузебио Таламани!
Что вы говорите?
— Вы может быть оглохли? Только что убили жениха моей дочери, моего клерка Таламани.
Рицотто был вынужден присесть — у него закружилась голова.
— Это… невозможно… Но где? Кто?
— Где? Почти рядом с аптекой. Кто? Амедео Россатти. Тимолеоне вскочил на ноги.
— Это неправда!
— Правда!
— Нет! Вы это сами видели?
— Я не могу, конечно, поклясться, что я все видел своими глазами, но…
И мэтр Агостини рассказал карабинеру о драке, свидетелем которой, а потом и жертвой был он сам, и о том, как он поторопился к себе, чтобы взять какое-нибудь оружие. В доказательство своих слов он показал старинный пистолет, из тех, что были в ходу в восемнадцатом веке.
— Я собирался воспользоваться им, как дубинкой, чтобы поколотить Россатти, но когда я вернулся, я сперва никого не увидел… Я решил, что драчуны разошлись в разные стороны, отправились каждый восвояси, и уже вздохнул с облегчением, подумав, что утром вручу вам жалобу на вашего капрала, но в этот миг…
Голос дона Изидоро прервался. Тимолеоне заставил его продолжать и он закончил:
— … я почти споткнулся о тело Эузебио.
— Он был мертв?
— Да, мертв… Вся грудь залита кровью. Я не решился прикоснуться к нему… Мне кажется, его убили ударом ножа, но у меня нет опыта в этих делах…
Амедео Россатти… Его Амедео, которому он покровительствовал… Рицотто почувствовал себя как в кошмарном сне. Он ухватился за последнюю надежду.
— Вы уверены, что он умер?
— Думаю, что да.
Рицотто вздохнул.
— Хорошо… Я только закончу одеваться. Подождите меня минуту, не больше.
Когда Тимолеоне был готов, они пошли разбудить Иларио Бузанелу. Тот нехотя встал, и начальник карабинеров, забыв о собственной реакции на приход нотариуса, счел нужным прочесть ему суровую лекцию по поводу обязанностей, связанных с его должностью. Не получив никакого объяснения относительно ночного вторжения и причин, побудивших шефа вытащить его из постели в то время, когда ему полагался отдых, Иларио оделся, но так и не пришел в себя окончательно. Выйдя на улицу и увидев нотариуса, он впал в полное недоумение; только вид тела Эузебио Таламани, к которому они вскоре подошли, вывел его из этого состояния. Он посмотрел на него, потом спросил:
— Он мертв, шеф?
— А ты как думаешь, болван?
Мэтр Агостини решил уточнить:
— Он не сдвинулся с того места, где я его оставил.
Рицотто пожал плечами:
— Меня бы удивило, мэтр Агостини, если бы случилось обратное.
Иларио направил луч своего фонарика на лицо покойного, прикоснулся пальцем к его глазам и заключил:
— Уж так мертв, что дальше некуда, шеф.
Потом он провел рукой по груди Эузебио, почувствовал, что она мокрая, посмотрел туда и пробормотал, запинаясь:
— Там… кровь… Это… кровь…
Ну и что? Ты, может быть, упадешь в обморок, а?
— Я… я… страшно боюсь крови, шеф!
Рицотто воздел руки к небу, как будто призывая Бога в свидетели того, что ему приходится терпеть, и намекая, что высшим силам не мешало бы принять меры, если они не хотят, чтобы в один прекрасный день этот добряк Тимолеоне возмутился.
— Иларио, кончится тем, что по твоей вине меня хватит апоплексический удар! Беги лучше к доктору Форгато и попроси его присоединиться к нам как можно скорее.
— А если он откажется?
— Он не откажется!
— А если все-таки откажется?
— Тогда ты прикажешь ему примчаться без промедления!
— А если он откажется?
— Тогда ты возьмешь его за шиворот и притащишь сюда! — А…
— А если ты прибавишь еще хоть слово, я заставлю тебя проглотить мою шляпу.
И карабинер Иларио Бузанела удалился гимнастическим шагом.