Алиби от Мари Саверни

Бюро ритуальных услуг «Ладья Харона», которое держал Серж Овчаренко, располагалось на бывшей улице Войкова, теперь Украинской, на первом этаже обычного жилого дома. Проследовать к кабинету хозяина и не ознакомиться с продукцией его заведения было невозможно — едва переступив порог, посетитель оказывался среди гробов, беглый взгляд на которые еще раз убеждал в мысли, что равенства на земле нет. Богатым людям предназначались богатые гробы — из дорогого, чуть ли не красного дерева, покрытые лаком, украшенные золоченой фурнитурой, с ручками, на которые уйдет не одна рядовая пенсия, бедным — обычная струганина, обитая дешевенькой тканью. Смерть, последняя справедливость мира, как выразился поэт, справедливостью явно не отличалась.

Не только гробы, а и ленты, венки, макеты надгробных памятников настроили Михаила Солода на мрачновато-философскую волну. «Ладья Харона», подумал он, пробираясь меж «деревянными костюмами», не паром, на который можно запоздать — в назначенное кем-то, кто над тобой, время и в назначенном месте она, шурша песком забвения, уткнется носом в берег у самых твоих ног.

Серж Овчаренко, невзирая на невеселый характер своего бизнеса, оказался весьма приветливым и разбитным малым воистину гренадерского роста. Излучая всем своим естеством оптимизм, он искренне обрадовался посетителю в лице одетого в штатское Михаила Солода — ясное дело, кому хочется, чтобы его гробы залеживались? Хотя, как мысленно рассудил старший лейтенант, владельцу «Ладьи Харона» не мешало бы прятать радость, напяливая на физиономию маску сочувствия с налетом некоторого трагизма.

— Что-то присмотрели? Во всем городе у меня лучший выбор, — нисколько не озаботясь тем, что сейчас на душе у того, кто возник перед ним, спросил Серж, улыбаясь так, словно тот пожаловал к нему на рюмку чая.

— Слава Богу, выбор делать мне еще рановато, — ответ Михаила явно разочаровал Сержа.

— Тогда чем могу быть полезен? — Овчаренко внутренне напрягся и, хотя улыбка еще не совсем сошла с его лица, Солод понял, какие догадки одна за другой мелькают в его голове — налоговая? милиция? прокуратура? конкуренты?

— Вы не ошиблись — милиция, — грозно отчеканил старший лейтенант и увидел, как испугался Серж, и не потому, что перед ним нежданно-негаданно объявился мент, а оттого, что тот безошибочно прочитал его мысли.

— Что-то… не так? — совсем невпопад произнес Серж, и Солод раскатисто рассмеялся.

— Ну почему — все так, — утешил он владельца «Ладьи Харона» и, не дожидаясь приглашения, сел на стул против приставного столика. — Скажите, Сергей, а правда, что Стас Никольский, ваш соученик, был геем?

— Пра… Пра… Правда, — мучительно запинаясь, потеряв от неожиданного, в лоб, или по лбу, как угодно, вопроса способность соображать, выдавил из себя Серж, но спустя несколько мгновений все же пришел в себя: — А, собственно, почему вы меня об этом спрашиваете? И где ваше удостоверение?

— Пожалуйста, — Солод развернул перед глазами уже серьезного и собранного владельца похоронной конторы свою книжечку. — Сергей, сейчас поясню, с какой целью я пришел к вам…

Он вкратце изложил суть дела, то, в чем следствие подозревает Никольского.

— Не поверю, что Стас мог убить человека, — категорично заявил Овчаренко. — Трусоват он для этого, жидковат. Наверняка пошел на поводу у кого-то, более сильного и жесткого… Стас был хитрым, но не смелым… А насчет того, что он гей… Ну, водился за ним такой грех, это совершенно точно…

— Вы это знаете по слухам? — уточнил старший лейтенант.

— Нет, убедился на собственном опыте. Хотя я нормальный мужик. Однажды, а если точно, через пять лет после окончания школы, у нас состоялась встреча одноклассников. Хорошо посидели в кабаке — повспоминали, посмеялись, потанцевали, все, словом, как обычно, потом ряды наши поредели, остались самые, как понимаете, стойкие, которые и завалили на хату к Вальке Семенову, он живет в районе Золотого пляжа. Гудели часов до трех ночи, закосели основательно, легли покатом, кто где. Мы со Стасом упали на диван в гостиной. Все вроде путем, только где-то через часок проснулся я оттого, что Стас полез ко мне в трусы. Поначалу я подумал, что парень перепутал, где чье хозяйство, но потом он начал выделывать такое, что до меня дошло, в чем тут дело… Навис над ним, хотел прибить, а он — в слезы: извини, я не такой, как все, иначе не могу, никому, пожалуйста, не рассказывай!

— И что потом было?

— А ничего. Плюнул я на Стаса, скатился с дивана на пол, там и перекантовался. Когда проснулись, смотрю, Стас отводит от меня глаза, ни слова ко мне, ни полслова. Эх, товарищ старший лейтенант! Голубых сейчас — как собак нерезаных! Содомский грех процветает…

ГЛАВА IX

— Рассказывай, что привез из Феодосии, — потребовал Лободко, едва Михаил Солод переступил порог его кабинета.

— Всего два слова, — развел руками тот.

— Это за ними ты ехал за тысячу километров? — возмутился майор. — Сегодня же уволю из органов! — Потом смягчился: — Иногда, правда, одно слово дороже всего золота мира.