Алиби от Мари Саверни

— Хоть от этого Бог уберег, — с некоторым удовлетворением ответила Тома, и капитан понял, что уйдет отсюда ни с чем.

— У Лены, кроме тебя, были еще подружки, приятели?

— Не-а. Она со мной только и водилась.

— А школьные всякие друзья?

— Кто разъехался, а кто просто брезговал с Ленкой общаться. Ну, сами знаете, почему… Родства ж у Ленки никакого. Одна мать, да и та, одно только название…

Бетко тяжело вздохнул, сказал:

— Ладно… Ты, в общем-то, сделай для себя выводы, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Тома, но и дураку стало бы ясно, что так она сказала из уважения к капитану, а может, желая поскорее избавиться от тягостного разговора с ним…

* * *

Всех, с кем встретился и кого опросил Игорь Бетко, не дали ему ни малейшего повода, чтобы мысленно воскликнуть: «Кажется, у меня в руках что-то появилось!» Если не считать Томы, ни с кем другим Лена Ветрова особо не сближалась. Соседи по дому, среди которых большинство составляли немощные бабки, слезно жалели несчастную девочку, браня и кляня на чем свет стоит ее непутевую мать, из-за которой, утверждали, девочка и пострадала. Лена, по их словам, была тихой и скромной, компаний к себе не водила, вино не пила.

Хозяин рыбного лотка, мордастый, хорошо откормленный, как ленивый монах, мужик, нагловатый и самоуверенный, будто схватил Бога за бороду, покривился, едва услыхав, о чем пойдет речь:

— Ну, работала у меня несколько месяцев, и постоянно — с недостачей…Такое впечатление, что рыбу с прилавка трескала килограммами.

Бетко мордовороту не поверил — слишком у того были плутоватые глаза. Да и, если разобраться, момент этот интересовал его поскольку-постольку.

— Никто, пока Лена у вас работала, возле нее не вертелся — ну, воздыхатели, так сказать? Мужиков, парней у вас на базаре хватает — и продавцы, и грузчики…

— О чем вы говорите, — с презрением сказал мордастый. — Тоже мне, нашли писаную красавицу. Да там глазу не за что было зацепиться — худенькая, невзрачная пигалица. Спросом пользовалась разве что на трассе. Шоферюгам все равно, кого они… А вообще-то жаль, что ее убили. Безобидная девка…

Это была единственная человеческая нотка, которая прозвучала из уст мордастого…

В ночном клубе Лену припомнили с великим трудом — очень уж, как пояснили, неприметная она была, да и текучесть среди официанток велика, некоторые после двух недель уже подают на расчет.

— Бывало, обижали ее. Пару раз прибегала жаловаться, но что я мог поделать, если нравы сейчас сами знаете какие, — развел руками директор «Ромео и Джульетты» (судя по названию, заведение его претендовало на роль некоего центра, где разыгрываются чистые и возвышенные страсти. Неизвестно, правда, согласился бы старик Шекспир, чтобы это злачное место, где часто бушевали охмелевшие от водки и легких денег братки, носило имя его героев).

Ничего толкового в ночном клубе ни директор, ни те из обслуги, кто помнил Лену Ветрову официанткой, рассказать не смогли — очень уж неприметной и безропотной была эта мышка-полевка, способная привлечь внимание только вдрызг пьяных кобелей. Наверное, если б Лена принадлежала к числу юных любвеобильных красоток, тогда, глядишь, получилась бы, как говаривал свеженький киношный герой, «картина маслом». Лену, в принципе, тоже можно назвать любвеобильной, только кто запоминает, скажем, кассиршу, которая выдала тебе билет на автобус, — она сделала свое дело, и ты тут же ее забыл.

Мать Лены Игорю несколько раз, уже как бы по привычке, хотелось прибить, поскольку та пребывала в перманентном запое. Никакими призывами, уговорами, заклинаниями или угрозами ее совесть пробудить не удавалось — она или сонно таращила на опера закисшие после непробудного сна глаза, или, тряся давно немытыми, нечесаными лохмами, пьяно плакала, или клянчила пятерку на сто граммов. Нутром, впрочем, Игорь чуял — надеяться не на что, ничего, кроме водки, эта конченая баба не знает. Один раз даже подумал: может, Лене и повезло, что она раз и навсегда избавилась от этого кошмара.

Итак, чем он располагает? Одной запиской, приколотой булавкой к куртке убитой. Зачем преступник ее оставил? Чтобы посмеяться над ментами? Или это ясный намек, что продолжение следует? Вполне реально, если этот мерзавец — маньяк.

В молодости Игорю Бетко приходилось не раз голосовать ночью в степи, где, кроме него, больше ни души. Те, кто в изредка проносящихся мимо машинах, — не в счет. Их обочина дороги интересует мало. Так вот, иногда, чего греха таить, закрадывалась в голову мысль, что возьмут его здесь лихие люди и пристукнут, и никто не узнает, кто это сделал и почему.

Не исключено, что тайна убийства Лены Ветровой так и останется неразгаданной. Такое, увы, в криминалистической практике встречается, причем нередко.

* * *