Алиби

— Ну, ладно, — продолжил Лютичев, — скажем, он притворился, чтобы скрыть от меня свое решение. В одном я уверен — невозможно, чтобы он выполнил это решение таким образом. Перерезать вены здесь, в постели Гошко... Нет, это сделал не он.

«Слушай, слушай, Асен, как верно рассуждает этот «простой» рабочий. Это и есть сама правда жизни. Подумай, поставь себя на место Каменова и скажи: поступил бы ты таким образом? Прийти в гости к другу детства, лечь в постель его сына и перерезать там, именно там, себе вены — залить кровью одеяло ребенка, матрас, стену, пол... Неужели кто-нибудь так поступил бы?»

— То, что вы говорите, разумно, логично. Но кто же убил его? Кто мог проникнуть ночью к вам в дом, перерезать ему вены и сделать все это так, что вы не услышали, хотя спали в соседней комнате? Ведь вы ничего подозрительного этой ночью не заметили?

— Эх, если бы я заметил! — Лютичев тяжело вздохнул. Его косматые, крепкие, как молоты, кулаки, сжались. — Вчера вечером, после того как лег, я долго не мог заснуть. Все думал — как это произошло. Кругом было темно, соседи спали. И вдруг... — Лютичев мгновение поколебался. — Меня охватил страх, такое чувство, будто я не один. Словно кто-то есть в доме. А я, поверьте, не из пугливых. Ну, ладно, набрался смелости, встал, обошел все. А у самого по спине мурашки ползают. Кажется, вот-вот увижу Слави. Потом снова лег. И представил себе, как убийца влез в окно, склонился над Слави, вынул бритву и — хряс! — перерезал ему вены. А я в это время спал, храпел в соседней комнате и не слышал, как режут моего приятеля.

Ковачев слушал и напряженно думал. Поверить, что Каменов был убит, значило — зайти в новый тупик. Невозможно перерезать вены здоровому, сильному мужчине без того, чтобы его не разбудить. Смерть наступает не сразу. Он мог вскочить, защищаться. Был бы слышен крик, шум борьбы. Даже если Лютичев спал так глубоко, что ничего не слышал, должны были бы остаться следы борьбы. А то — ничего. Ковачев ясно представил себе картину, запечатленную на множестве цветных фотографий: труп, рука, пятна крови, бритва — все говорило о том, что Каменов покончил жизнь самоубийством.

— Ведь той ночью никого другого в доме не было? — неизвестно зачем спросил Ковачев. – В этом не может быть сомнений, не так ли?

— Были только мы вдвоем. Жена с детьми в деревне.

— А вы на ночь запираетесь?

— Только входную дверь. По привычке. Жена запирает и кухню, но я этого не делаю.

— Значит, той ночью эта дверь, — Ковачев указал на входную дверь, ведущую в сад, — была на замке, а кухня осталась незапертой. Вы это хорошо помните?

— Утром, когда я побежал в милицию, то не думал об этом. Наверное, входная дверь была заперта. Каждый вечер запираю ее. Но убийца вошел не через эту дверь и не через кухню, которая была незакрыта.

— Вот как?

— Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Лютичев встал. Ковачев пошел за ним. Они остановились у газончика с геранью, как раз под окном комнаты, где был найден труп. Окно выходило к соседнему дому.

— Поглядите.

Ковачев ожидал увидеть следы, отпечатки подметок. Но ничего подобного не было.

— Не вижу ничего особенного, — сказал он.

— Да вот здесь! — Лютичев указал на газон. — И здесь. Везде земля твердая, засохшая. А на этих местах земля темная, влажная, рассыпчатая, словно кто-то ковырял ее щепкой или ножом. А эти сломанные стебельки! Они прежде всего мне бросились в глаза. Два дня назад они были целы. Садик я знаю, как свои пять пальцев. Отломи веточку, сорви цветок — сразу замечу.

Ковачев внимательно осмотрел газон. На нем ясно были видны эллипсовидные пятна свежеразрыхленной земли, чуть побольше следа мужских ботинок. Значит, кто-то ходил по газону, после чего собрал сломанные стебли и разрыхлил следы, чтобы их не обнаружили.

— А может, это соседские дети натворили?

— Не посмеют. Если и заберутся, когда меня нет, то не сюда, что им делать здесь, под окном? По грушам, по яблоням могут полазить, полакомиться. Но таких детей, которые примутся уничтожать свои следы, на нашей улице еще не народилось.

— Вы здесь ничего не трогали, да?

— Я не дурак. И мы немножко разбираемся в этих делах. Я, товарищ, больше вас хочу, чтоб его поймали.

— Значит, по вашему мнению, убийца влез через окно. А той ночью оно было открыто?

— Всегда открыто. Только днем, когда ухожу на работу, закрываю, чтобы кто-нибудь не залез. А чего стоит человеку влезть? И полутора метров от земли нет.

Слушая его, Ковачев продолжал рассматривать следы. Он вынул лупу, которую всегда носил с собой. Теперь стали отчетливо видны следы перочинного ножа, которым разрыхляли землю.

— Это место не трогайте. Я пришлю, чтобы его исследовали.

— Если надо, останусь здесь сторожить, — сказал Лютичев.

— А бритва, которую нашли у кровати, чья? — Внезапно спросил Ковачев.