Алиенист

В точности не знаю, как там жили доисторические люди, но средний кабак на Пяти Углах, видимо, не многим отличался от их пещер. А тот, куда мы вступили в тот вечер, наверняка был самым средним из всех. Потолок заведения отделяли от пола каких-то восемь футов, не более, поскольку первоначально это место служило подвалом лавке наверху. Окон не было: свет предоставлялся четырьмя закопченными керосиновыми лампами, висевшими под потолком и тускло светившими на то же число длинных низких столов, расставленных двумя рядами. За ними сидели и спали клиенты, все различия возраста, пола и платья коих более чем сглаживались общим состоянием пьяного угара. В тот вечер здесь находилось порядка двадцати человек, но лишь трое из них – двое мужчин и женщина, стонавшая и гоготавшая в ответ на их невнятные заявления, – подавали какие-то признаки жизни. Войдя, мы сразу удостоились от них взглядов, исполненных остекленелой ненависти, и Маркус склонил ко мне голову:

– Сдается мне, – прошептал он, – что главное здесь – двигаться медленно.

Я кивнул и мы направились к «бару» – обычной длинной доске, уложенной на два зольных ящика, в дальнем углу. Там перед нами немедленно возникли два стакана, наполненных субстанцией, от которой такие места и получили свое название. Выдохшееся пиво представляло собой отвратительную смесь опивков, слитых из десятков кегов более достойных мест. Я заплатил за эту бурду, но до стакана даже не дотронулся, да и Маркус свой отодвинул. В буфетчике, стоявшем перед нами, росту было около пяти с половиной футов: рыжеватые волосы, такие же усики, а на слегка полоумной физиономии – привычная презрительная гримаса.

– Сталть, пить не будем? – осведомился он.

Я покачал головой:

– Сведения. О клиенте.

– Хрена, – фыркнул рыжий. – Провальте.

Я уронил на стойку пару банкнот.

– Всего пара вопросов.

Буфетчик нервно оглянулся и, видя, что единственное вменяемое трио уже не обращает на нас внимания, смахнул деньги в карман.

– Ну?

Я озвучил имя, но буфетчик на него не отреагировал, однако стоило мне описать высокого человека с дергающимся лицом, по тому, как зажглись и так нездорово блестящие глазки нашего собеседника, мы поняли, что наш друг Митчелл Харпер нас не обманул.

– Квартал отсюда. Вверх по улице, – пробубнил он. – Номер 155, последний этаж, с обратной стороны.

Маркус растерянно глянул на меня, и буфетчик перехватил этот взгляд.

– Сам видел, – заверил он нас. – Вы из девчонкиной семьи?

– Девчонкиной? – переспросил я.

Буфетчик кивнул.

– Взял се девчонку. Мамаша ейная решила, что ё похитили. Но и пальцем ё не тронул, хотя чуть не убил одного мужика, который тут про это вякнул.

Я взвесил услышанное.

– Он пьет много?

– Раньше почти не. Даже не поал, чё ему надо, когда он тут нарисовался. А потом ничё, растащило мужика…

Я взглянул на Маркуса – тот коротко кивнул в ответ. Выложив на стойку еще денег, мы развернулись к выходу, но буфетчик вдруг ухватил меня за рукав.

– Я те ничё не грил, – прошипел он. – С ним лучше не связывайся. – Рыжий показал несколько серо-желтых клыков. – У не такая заточка…

Мы двинулись к выходу, оставив рыжего допивать содержимое наших нетронутых стаканов. По дороге пришлось вновь миновать полумертвые тела за столами, и хотя у самого выхода одно мужское бессознательно повернулось и принялось не сходя с места справлять малую нужду прямо на пол, мы не приняли это на свой счет. Перешагнув через лужицу, Маркус пробормотал:

– Выходит, Бичем пьет?

– Выходит, что так, – отозвался я, потянув на себя входную дверь. – Помните, что говорил Крайцлер о финальной стадии саморазрушения? Любой, кто пьет в такой дыре, это делает.

Снаружи Сара и Люциус по-прежнему взвинченно озирались.

– Пошли, – коротко бросил я и зашагал на север. – У нас есть адрес.

Дом № 155 но Бакстер-стрит ничем не выделялся из сотен таких же мрачных многоквартирных коробок по всему городу. Хотя находись он где-нибудь в другом районе, женщины, дети, видневшиеся в его окнах таким чудным вечером, наверняка бы оглашали окрестности веселым смехом, пением или, на худой конец, воплями. Здесь же они просто сидели у подоконников, положив головы на руки, и в глазах самых юных мерцала та же скорбь и усталость, что и у стариков; и никто не выказывал ни малейшего интереса к тому, что происходит на улице. У парадного прямо на ступеньках сидел человек лет примерно тридцати и помахивал дубинкой, в которой я сразу опознал настоящую полицейскую. Глядя на его избитую и испитую физиономию и не сходящий с нее злобный оскал, нетрудно было догадаться, как ему в руки попал этот трофей. Я начал подниматься к нему, но кончик дубинки уткнулся мне в грудь, предупреждая дальнейшее продвижение.

– Чего? – произнес криворожий, обдав нас запахом дешевого виски, сдобренного камфарой.

– Мы к жильцу.

Человек расхохотался:

– Не морочь голову, фраер. Чего?

Я помедлил с ответом.

– А вы тут кем будете?

Смех умер так же внезапно, как и возник.