Алиенист

Я провел несколько минут в метаниях: не навестить ли мне одну актрису, с которой я провел немало дней (и еще больше – ночей), когда насчет Джулии Пратт стало все ясно, – но затем без видимой причины мысли мои устремились к Мэри Палмер. Как бы плохо ни было сейчас мне, ей должно быть несравнимо хуже – если то, что сообщила мне Сара, правда. Так почему же в таком случае, размечтался я, не совершить небольшое путешествие в Стайвесант-парк и не развлечь бедную девушку? Крайцлер этого мог не одобрить, но Крайцлера рядом нет – он занимается тем же с изумительной особой, и его протесты, следовательно, не имеют силы. (Так неизбежно в мои мысли проникла озлобленность.) Да, и под новой аркой на северной оконечности парка Вашингтон-сквер идея показалась мне совершенно уже привлекательной – вот только куда эту девушку пригласить?

На Бродвее я изловил нескольких мальчишек-газетчиков и избавил их от некоторой доли шелестящей ноши. События предыдущей ночи в Кэсл-Гарден получили достаточно внимания на первых полосах. Во всех материалах сквозило беспокойство касательно настроений, зарождающихся в иммигрантских кварталах. Успел сформироваться комитет горожан, которому надлежало последовать в Городскую ратушу и донести до сведения властей обеспокоенность не только двумя убийствами, но в большей степени – тем, как они повлияют на общественный порядок. Все это меня заботило теперь очень мало, и я быстро перешел к развлекательным страницам. Выбор был невелик, пока я не заметил репертуара театра «Костера и Биала» на 23-й улице. В дополнение к певцам, комическим гимнастам и русским клоунам, «Костер и Биал» предлагали программу коротких проецируемых фильм, согласно объявлению – впервые в Нью-Йорке. Это выглядело подходящим развлечением, а театр располагался невдалеке от дома Крайцлера. Я сразу же бросился ловить кэб.

В доме на 17-й улице никого, кроме Мэри, не оказалось, и настроение у нее было, как я и предполагал, весьма подавленное. Сперва она ожесточенно сопротивлялась тому, чтобы куда-либо выходить. Отворачивалась от меня и энергично мотала головой, словно демонстрируя, что дел по дому у нее столько, что и помыслить о развлечении невозможно. Но я был решительно настроен кого-нибудь сегодня развеселить и вдохновенно расписал ей программу «Костера и Биала», на ее сторожкие взгляды ответив, что прогулка – всего лишь благодарность за ее прекрасный завтрак. В итоге Мэри сдалась, успокоилась и в предвкушении праздника надела свое пальто и черную шляпку. Выходя из дома, она не произнесла ни слова, но улыбалась так признательно, что на душе у меня теплело.

Для идеи, родившейся из весьма сомнительных чувств, предприятие это оказалось донельзя удачным. Мы уселись на свои места у «Костера и Биала», в среднего пошиба театрике такой же средней вместимости, как раз в тот момент, когда труппа комедиантов лондонского мюзик-холла заканчивала представление. Но русских клоунов мы посмотрели – их гротескные немые ужимки явно порадовали Мэри. Комические гимнасты, перебрасывавшиеся колкостями и остротами, при этом выполняя совершенно немыслимые физические упражнения, также оказались весьма неплохи, хотя я бы, наверное, прекрасно обошелся без французских певцов и более чем странного танцора, за ними последовавшего. Народу набилось довольно много, но публика была настроена достаточно благожелательно, и Мэри, похоже, доставляло удовольствие наблюдать не только за сценой, но и за реакцией зала.

Но она уже не могла оторвать глаз, когда в просцениум спустили огромный кипенно-белый экран, и свет погас полностью. За нашей спиной зажегся огонек, после чего в первых рядах чуть было не началась самая настоящая паника: с экрана на нас обрушилась огромная, ослепительно синяя стена морского вала. Естественно, никто из нас на тот момент не был близко знаком с феноменом проецируемых изображений, равно как и с тем, что если вручную раскрасить черно-белую пленку, эффект от просмотра сильно возрастает. После того как порядок в зале был наконец восстановлен и к концу подошел первый сюжет – «Океанские Волны», – мы погрузились в просмотр еще одиннадцати коротких лент, включая пару «Комических Боксеров» и несколько занудный смотр войск германским кайзером. Сидя в этом обшарпанном театре, вряд ли кому-то из зала пришло тогда в голову, что он присутствует при зарождении новой формы искусства и развлечения, которая в руках таких мастеров, как Д.У. Гриффит[19], радикально изменит не только Нью-Йорк, но и весь мир. Скорее мне больше по душе пришлось бы мнение, что все это мерцание раскрашенных картинок как-то сблизило нас с Мэри Палмер, заставив, пусть ненадолго, но все же забыть об одиночестве, ставшем для меня временным, а для нее – постоянным спутником.