В целом, историки-феминисты сегодня вновь говорят о значимости женского покровительства, затененного в ходе XVII века и распространенного в гораздо большей степени, чем предполагалось. Патронаж такого рода, очевидно, требовал больших финансовых затрат и мог осуществляться лишь женщинами, обладавшими относительной экономической независимостью. Отнюдь немногие замужние дамы могли играть эту роль, не прибегая к помощи своих супругов. История сохранила имена женщин, таких как Эрменгарда Нарбонская, которые, как и Алиенора, владели наследными фьефами и могли, несмотря на замужество, сохранять свою власть над землями, творя в них правосудие и даже участвуя, по образцу мужчин, в политических и военных конфликтах. Такое независимое положение, выходящее за привычные рамки, способно было пробудить подозрения моралистов, обеспокоенных этой дерзкой инициативой женщин. Поэтому не стоит удивляться тому, что Андрей Капеллан приписал упомянутой нами Эрменгарде роль арбитра в «судах любви», поместив ее в один ряд с Алиенорой и Марией Шампанской — с женщинами, которые, как и она, правили «наравне с мужчинами», держали дворы и покровительствовали артистам.
Правда, это были исключительные ситуации, связанные с земельным владением и с ярко выраженным темпераментом некоторых женщин. В большинстве случаев, для того чтобы заниматься патронажем, женщины должны были рассчитывать на своих мужей, а потому артисты, вознаграждаемые за свои труды, часто не упоминали их имен, даже если они являлись заказчицами или вдохновительницами того или иного произведения. Женское покровительство, вероятно, было широко распространенным явлением, но источники, на которые опираются, желая обнаружить его следы, нечасто содержат в себе указания на этот счет[781]
.Мария Шампанская занялась покровительством после того, как ее муж в 1179 г. отправился в крестовый поход и спустя два года ушел из жизни. Гипотеза, когда-то выдвинутая А. Жанруа и принятая Э. Келли[782]
, согласно которой двор Марии исполнял роль связующего звена между литературой, написанной на старофранцузском языке, и провансальской литературой, сегодня не выдерживает критики, поскольку просвещенное окружение Марии Шампанской писало на лангдойле. Однако сложно оспорить тезис о ее литературном покровительстве, осуществляемом как до, так и во время ее вдовства, вплоть до смерти, наступившей 11 марта 1198 г., когда Марии было пятьдесят два года[783]. Ее политическая и «куртуазная» деятельность, как и деятельность Алиеноры, встречала на своем пути множество препятствий, возникавших вследствие ее пола, что могло заставить ее предоставить Кретьену де Труа материал для литературных произведений, прославляющих женщину и повествующих о куртуазной любви. Относительно одинаковое положение Алиеноры и Марии могло способствовать появлению у них одной и той же литературной роли, даже если сегодня исключают возможность прямого влияния матери на дочь в этой сфере. С другой стороны, вопреки бытовавшему долгое время убеждению, в наши дни допускают, что покровительство и власть женщин к концу XII в. все же не угасли: женоненавистнические выпады в произведениях церковных деятелей, напротив, доказывают, что женщины занимали в этой области «слишком много места». Дочери Алиеноры, как и их мать, в полной мере обладали способностью управлять и покровительствовать артистам[784].Несмотря на эти примеры и прецеденты, вопрос о покровительстве Алиеноры сегодня вызывает сомнение. Как часто случается в истории, в которой, как кажется, периодически повторяется феномен балансира, роль Алиеноры в области искусства и литературы вот уже несколько лет отрицают и оспаривают — с той же чрезмерной уверенностью, с какой ранее эту роль признавали.