Алиенора перенесла этот новый удар, находясь в своем полуплену. Отныне у нее остались лишь два сына, Ричард и Иоанн, которые не очень-то ладили между собой. Смерть Жоффруа не только не помогла урегулировать конфликт с королем Франции, но еще больше его усилила. Действительно, Филипп Август как сюзерен Бретани вскоре стал настойчиво требовать передать двух дочерей покойного под его опеку. Впрочем, эта просьба была напрасной, потому что вдова Жоффруа Констанция родила посмертного сына, которому дали имя Артур, — имя легендарного короля, почитаемого бретонцами. В дальнейшем мы еще поговорим об этом[324]
. После не раз нарушаемого перемирия король Франции вновь потребовал уступить ему Вексен, настаивая также на браке Ричарда с Аэлисой, ожидавшей своего часа вот уже двадцать шесть лет. Вновь начались военные действия: в мае 1187 г. Филипп Август нападал на Иссудён. Захваченные врасплох, Ричард и его брат Иоанн укрылись в Шатору, который Филиппом взял в осаду. Генрих II примчался на помощь своим сыновьям. 23 июня два короля во главе своих армий впервые сошлись друг против друга.Казалось бы, решающего сражения на этот раз было не избежать. Однако оно так и не произошло. Дело в том, что война в те времена состояла в основном из стремительных нападений и осад, но еще больше из набегов, грабежей, опустошения земель противника, поджогов и истребления урожая[325]
. Исход правильного сражения был случаен: оно всегда было сопряжено с большим риском и к тому же приобретало значимость ордалии. В основном государи опасались решающих битв и избегали их[326]. Вдобавок, в нашем случае в конфликт вмешалась Церковь, пытавшаяся положить конец распре двух христианских королей, вспыхнувшей в тот самый момент, когда положение в Святой Земле, напротив, требовало от них объединить усилия под сенью креста и послать подкрепление на помощь королевству Иерусалимскому, которому угрожал натиск мусульманских армий, в недавнем времени собранных воедино под властью Саладина, снова раздувшего пламя джихада. Папские послы, доставившие это послание, попытались примирить двух королей. Впрочем, Генрих с Филиппом и сами склонялись к миру (по причинам, которые мы только что назвали), тем более что французские бароны не жаждали продолжать борьбу, а некий «небесный знак», как кажется, не одобрил подобной битвы между христианами. Итак, короли были готовы прийти к соглашению, при условии, что они смогут сохранить лицо. По совету графа Фландрского и архиепископа Реймсского Ричард выступил посредником между своим отцом и королем Франции, и тем самым снискал расположение Филиппа. В результате стороны договорились о двухлетнем перемирии[327].Именно тогда Ричард, подражая своему брату Жоффруа, отправился с французским королем к парижскому двору; теперь Филиппа с Ричардом связывали такие же дружеские чувства, что и раньше с Жоффруа: их всегда видели вместе, они ели за одним столом и, по слухам, не расставались даже ночью[328]
. Такое сближение предвещало новые осложнения политического и семейного характера. Согласно Гиральду Камбрийскому, этому неисправимому разносчику сплетен, Филипп сообщил Ричарду, что его отец предложил выдать Аэлису замуж за Иоанна, которому в таком случае должно было отойти Анжу и, возможно, Пуату. Другими словами, Львиное Сердце был бы отстранен в пользу своего младшего брата. «Такова была природа этого человека, который всегда сеял зависть среди своих потомков»[329], — комментирует это Гиральд. Он не ошибался на счет Генриха II, но что тогда можно сказать о Филиппе Августе, столь умело извлекавшем пользу из зависти, которую сам же и разжигал? Напряжение снова нарастало: разъяренный, преисполненный недоверия Ричард поскакал в Шинон, завладел там казной своего отца и затем уехал в Пуату, где принялся укреплять свои замки. Снова появилась угроза войны, но Генрих в конце концов убедил сына в своих добрых намерениях, и тот принес оммаж своему отцу в Анжере[330].