Алиенора Аквитанская

Вечером того же дня, в который была начата осада, 25 марта 1199 г., Ричард, после ужина, отправился проверять работу своих саперов, которые начали подрывать основание укреплений. Внезапно в воздухе прозвенела стрела, выпушенная с верхних зубцов кем-то, кто, по всей видимости, умел метко целиться: она попала королю в плечо. Но что такое стрела для короля Ричарда, о котором, когда он был в Святой Земле, говорили, что он возвращался из боя похожим на клубок ниток, утыканный булавками? Тем не менее, когда, вернувшись в свою палатку, он захотел, чтобы стрелу извлекли, оказалось, что она крепко засела в спине, пробив ее до самого позвоночника. При свете фонаря «хирург» из людей Меркадье принялся отважно кромсать тело короля, стонавшего от боли, распростершись на своей постели; но несмотря на все усилия лекаря, кусок железа остался в ране. Но Ричард не пожелал считаться с этим. Неспособный ни справиться с собой, ни усидеть на месте, он продолжал вести обычный образ жизни: разгульный образ жизни любителя удовольствий, привыкшего к пряным блюдам и хорошим винам и услаждающего свои ночи обществом красивых пуатевинских девушек. Рана воспалилась, начался жар, и через несколько дней никакой надежды на исцеление короля не осталось.

Вот тогда Ричард и попросил привезти мать. Аббат Тюрпене вызвался сопровождать ее; перед отъездом она поручила настоятельнице Фонтевро, Матильде, известить о случившемся Беренгарию и Иоанна Безземельного.

При Ричарде был его капеллан, Милон, аббат Пенский, чье аббатство он восстановил; в привычках Ричарда было щедро помогать всем религиозным учреждениям, и, несмотря на все его заблуждения и безудержные страсти, он никогда не переставал ходить в церковь. Теперь, перед лицом смерти, этот необузданный человек, познавший все виды распутства и даже все пороки, проявил удивительное спокойствие. Он исповедовался во всех своих грехах и попросил причастить его Телом и Кровью Христовой, — он не осмеливался получать причастие со времен своего возвращения из Святой Земли, потому что не мог победить ненависть, которую испытывал к королю Филиппу. Но теперь всякая ненависть угасла. Ричард простил короля Франции, простил своего убийцу, которого призвал к себе в палатку и которому даровал жизнь. Он раскаивался в том, что нарушил перемирие во время поста, приказав штурмовать замок, и объявил, что в наказание за свои непомерные грехи готов оставаться в Чистилище до дня Страшного Суда. К вечеру он скончался на руках у матери, попросив перед смертью похоронить его сердце в Руанском соборе, а тело — в аббатстве Фонтевро.

И вот уже по дорогам во все стороны скачут гонцы, чтобы известить близких короля. Один из этих вестников, посланный в Нормандию, направлялся в Бодрей, где находился Вильгельм Маршал. Это было накануне Вербного воскресенья; Вильгельм собирался лечь спать, когда ему сообщили о появлении гонца с роковой вестью. Снова одевшись, он тотчас отправился в Нотр-Дам-де-Пре, где жил тогда архиепископ Кентерберийский Губерт Вальтер. Его тоже только что известили о болезни короля.

— Понимаю, — воскликнул архиепископ, увидев гостя в столь поздний час, — понимаю, что привело вас: король умер. На что нам теперь надеяться? Не на что, потому что кроме него я не вижу ни одного человека, способного защитить королевство. Я готовлюсь увидеть, как французы на нас нападут и никто не сможет оказать им сопротивления.

— Следовало бы, — сказал Маршал, — как можно скорее выбрать ему преемника.

— На мой взгляд, — ответил архиепископ, — мы должны остановить свой выбор на Артуре Бретонском.

— Нет, это был бы неудачный выбор, — возразил Маршал. — У Артура всегда были плохие советники, он нрава гордого и недоверчивого. Если мы поставим его королем, он навлечет на нас неприятности, поскольку не любит англичан. Давайте посмотрим на графа Иоанна. По совести сказать, это наиболее близкий наследник земель своего отца и своего брата.

— Маршал, — спросил архиепископ, — вам этого хочется?

— Да, это его право. Сын ближе к земле своего отца, чем племянник.

— Маршал, будет так, как вы пожелали, но говорю вам: никогда и ни в чем вам не придется так раскаиваться, как в этом поступке.

— Пусть будет так, но я остаюсь при своем мнении.

* * *

Тем временем, на следующий день, в Вербное воскресенье, 11 апреля 1199 г., Алиенора вернулась в Фонтевро, чтобы отдать сыну последний долг. Гуго, святой епископ Линкольнский, пропел над ним заупокойную мессу, ему помогали епископы Пуатье и Анжера; рядом с королевой были аббат Тюрпене, Лука, который ни на минуту не оставлял ее во время поездки, и Петр Милон, аббат Пенский, который причащал ее сына перед смертью.