Алиенора Аквитанская

Теперь же Бекету надлежало пустить пыль в глаза королю Франции, заставить его оценить шаг, на который отважился его вассал по Нормандии, Анжу, Пуату и Гиени, ради того, чтобы между двумя королевствами установился прочный мир. И Томас не упустил ни единой возможности удивить народ на всем пути через Нормандию и по прибытии в Париж. Все то время, пока посольство гостило во Франции, он проявлял безграничную щедрость, осыпал подарками короля и его приближенных, вволю поил английским пивом простой люд, стекавшийся поглазеть на гостей в здания Тампля, где разместились посланцы Генриха, подчистую сметал на окрестных ярмарках в Ланьи, Корбее, Понтуазе, — король заранее предупредил о том, что в самом Париже пропитание они покупать не смогут, — мясо, хлеб, рыбу, за которые служащим было предписано платить, сколько запросят, не торгуясь.

Великолепная кавалькада произвела во Франции именно то впечатление, на какое рассчитывали, и в Нормандию Томас Бекет вернулся с полученным от короля Людовика VII обещанием отдать свою дочь Маргариту, — в то время шестимесячного младенца, — за Генриха, сына английского короля.

Надо сказать, что король Франции вступил в новый брак всего за четыре года до того. В 1154 г. он совершал паломничество в Сантьяго де-Компостела; для этого ему понадобилось пройти через владения Алиеноры; он сделал это, не спросив разрешения у нее, своего вассала, но со стороны Алиеноры было бы невежливо против этого возражать, и она смолчала. Вернувшись домой, Людовик сообщил о своем намерении жениться на Констанции, дочери кастильского короля.

Через два года после свадьбы у королевской семьи появилась надежда на рождение наследника; его ждали с волнением, ведь у Людовика не было других преемников, кроме двух дочерей Алиеноры, Марии и Алисы. Но и на этот раз небо послало ему дочь, маленькую Маргариту. Нам сегодня довольно трудно понять, почему такое значение придавалось наличию наследника мужского пола, но если сейчас королева может управлять государством, практически не отрываясь от своего рабочего стола, то в те времена управлять фьефом или королевством означало, что правитель должен лично вершить правосудие и осуществлять все операции по наведению порядка, каких неизменно требует руководство страной. От короля или сеньора требовалось умение владеть мечом, носить кольчугу и, возглавив свое войско, покарать вассала-грабителя или повести своих людей на штурм замка, хозяин которого отказывается присягнуть на верность сюзерену. Вот потому владения, которые предстояло наследовать дочерям, оказывались в невыгодном положении: достаточно было, чтобы девушка выбрала неподходящего супруга, и приходилось готовиться к худшему. Как в раз во времена Алиеноры мы находим доказательство тому в Иерусалимском королевстве: речь идет о прихоти наследной принцессы, Сивиллы Иерусалимской, которая, не послушавшись совета своих баронов, вышла замуж за красивого, но ничтожного юношу (одного из вассалов Алиеноры, Ги де Лузиньяна), что и повлекло за собой падение святого Города, Иерусалима, отвоевать который стоило стольких трудов первым крестоносцам.

Итак, Людовик VII был подавлен тем, что у него снова родилась дочь. С какой же горечью бедняга должен был выслушивать известия о том, что Алиенора, едва выйдя замуж, произвела на свет мальчика, затем другого, потом третьего: рождение Ричарда в 1157 г. вознаградило ее за потерю старшего сына, маленького Гильома, умершего в трехлетнем возрасте, а ко времени посольства Томаса Бекета Алиенора снова была беременна. И, наверное, узнав в сентябре о том, что она снова родила сына Жоффруа, несчастный король Франции, при всей своей набожности, должен был подумать, что Господь решительно предпочитает анжуйцев!