Алиенора Аквитанская

Итак, сыграли свадьбу. Сидя рядом с ослепительной красавицей в пунцовом платье, только что ставшей его женой, Людовик, так же, как окружавшие его рыцари, чувствовал себя в новой обстановке несколько потерянным: огромная возбужденная толпа, местные жители, державшиеся смелее и носившие более короткие одежды, чем люди, населявшие Иль-де-Франс или Шампань, их речи на малопонятном лангедокском языке, их непривычно шумное поведение и пылкие восклицания, — от всего этого им было немного не по себе, и только потом, во время свадебного пира, в атмосфере всеобщей радости, пропасть между северянами и южанами стала мало-помалу сокращаться. Этому немало способствовали вина Гиени, в изобилии подносившиеся стольниками и пажами сеньоров, и не смолкавшие песни трубадуров, размеренный звон тамбуринов и рукоплескания пировавших. Южное веселье в полную силу выплескивалось перед глазами юной аквитанской герцогини, которая прекрасно себя чувствовала в роли хозяйки дома, ставшей для нее привычной еще при дворе ее отца. Она была красива и сознавала свою красоту, о которой ей беспрестанно твердили в стихах и в прозе. Она почти не удивилась тому, что судьба, в несколько недель сделавшая ее герцогиней, теперь манила ее королевской короной; она прекрасно знала, что отдаст свою руку только очень знатному сеньору, а аквитанские герцоги считали себя вполне равными своему государю. Этот государь предстал перед ней в обличье немного хрупкого, немного робкого, но приятного юноши. И самоуверенная Алиенора с удовольствием замечала по тем взглядам, которые обращал к ней молодой принц, что тот отчаянно в нее влюбился.

* * *

Свадебные торжества, по обычаю того времени, продолжались несколько дней. Людской поток беспрестанно тек в обоих направлениях между Бордо и высотами Лормона, где издали яркими пятнами выделялись на фоне зелени шатры королевской свиты. Лодочки то и дело сновали взад и вперед через реку, поскольку в те времена через Гаронну еще не был переброшен мост, чему северные бароны немало удивлялись. Один Сугерий и в этой легкомысленной обстановке сохранял озабоченное выражение лица. При мысли о старом короле, который умирал там, на берегах Сены, глубокие складки залегали у него на лбу; и он подолгу совещался с Жоффруа дю Лору, бордоским епископом. Оба постарались сократить празднества настолько, насколько это было возможно сделать, не рискуя вызвать разочарование горожан, окрестных жителей и баронов, прибывших из своих отдаленных владений в Гаскони или Пуату, чтобы воздать почести своему сюзерену.

И среди всего этого праздничного шума, осыпанная подарками, под звуки еще не смолкших флейт и тамбуринов, Алиенора прощалась с младшей сестрой, с домочадцами и с дворцом Омбриер, где прошла почти вся ее юность. Наверное, хоть и была она веселой и решительной, но все же, переправившись в свою очередь через Гаронну, обернулась и долго смотрела на город в свете заходящего солнца, на Бордо с его сумрачными укреплениями, колокольнями его собора и девяти его церквей, четко обрисованными на фоне золотистого неба, колоннами старого дворца Тютелль, стоявшего совсем рядом с городскими стенами, и древними аббатствами, выстроенными чуть поодаль; Сен-Серен, Сент-Эвлали, аббатство Святого Креста на берегу — словом, на весь этот столь почитаемый ею уголок земли, который можно было охватить единым взглядом, уголок, приютившийся в плавной и мирной излучине реки и породивший истории, которыми ее убаюкивали в детстве; о святом Стефане, явившемся одной бедной женщине, о роге святого Роланда, самим Карлом Великим положенном на алтарь Сен-Серена, — породивший и старинную кантилену:

Славная девица была Эвлали,
Телом прекрасна, но еще прекрасней душой…

Всадники длинной цепью тянулись по дороге, ведущей к Сенту. И только переправившись через Шаранту и добравшись до тайбурского замка, Людовик и Алиенора остались наконец одни в приготовленном для них брачном покое.

II Во дворец Сите

Вспомните, святой Иаков, барона,

Паломника, простертого перед вами.

Серкамон