Алийское зеркало

— Нет, под снегом-то все равно не видно. Я же чувствую, — напомнила она, улыбаясь во весь рот. — Вот теперь, когда я поняла, что да как, все намно-ого проще стало! Даже идти или лезть куда-то не нужно, чтоб понять, каково оно там.

— Не перестарайся, — серьезно сказал он. — Первые выплески силы бывают очень мощными, а потом сходят на нет. Так вот привыкнешь к волшебному зрению, а потом оно угаснет, придется заново учиться действовать, как обычные люди.

— Чего это оно вдруг угаснет? — нахмурилась Ири. — И какие еще выплески? Я говорю ведь, я всегда это видела! Только не знала, как пользоваться, вот. Иногда, наверно, случайно что-то выходило правильно, а я, голова дубовая, и не сообразила, что именно сделала! Ну ничего, я еще получше разберусь, только не на ходу…

— Уж сделай милость, — невольно улыбнулась я и посмотрела вверх, в лицо ее отцу.

Неверный зимний свет был тому причиной или что-то иное, но мне вдруг почудилось, будто Ирранкэ сделался прежним, таким, каким был до визита к фее, и почти угасший огонь в нем разгорелся с новой силой. Даже усталое и ожесточенное лицо словно разгладилось, шрам стал почти незаметным, а выбивающиеся из-под шапки волосы показались не седыми, а пепельно-русыми, как много лет назад…

— Почему ты решил, что волшебство возвращается? — спросила я.

— Помнишь наш разговор на постоялом дворе? — спросил он после паузы. — Я сказал тебе, что оно начало иссякать.

— Да, и мастерство забыто, потому что даже самый умелый мастер не сумеет создать что-то из ничего, — припомнила я. — А потом, в твоих воспоминаниях… Феи выпили волшебство из этого мира, чтобы хватило сил открыть дверь?

— Именно так. Но оно как сорная трава: если останется хоть стебелек, хоть обрывок корешка, вырастет и заполонит все кругом, сколько ни выпалывай, — совершенно серьезно сказал Ирранкэ, и я невольно улыбнулась: нашелся огородник! — Нам повезло, что феи вовремя нашли подходящее место, не успев иссушить наш мир, или выжечь его, или выморозить… А в легендах и о таком говорится, о мирах, в которых вовсе не осталось жизни, только голый камень или лед, которому уже никогда не суждено растаять.

— Вот именно сию минуту немудрено в это поверить, — пробормотала я, поглубже натянув шапку на уши, тут же спохватилась и окликнула: — Ири, а ты почему без шапки, чудовище?!

— А мне жарко! — отозвалась она и указала на ящерку. — Она меня греет!

Я только вздохнула, решив больше ничему не удивляться.

— А помнишь, о чем еще мы говорили?

— О Создателе. О том, что он, наверно, тоже был волшебником, раз умел пользоваться ключом, открывать двери и бродить… — Я осеклась.

— Между мирами, — закончил Ирранкэ. — И сдается мне, он видел то же самое, что видит Ири, и даже намного больше.

— Ты уж говори, да не заговаривайся, — помотала я головой, — а то ты сейчас ее потомком Создателя выставишь!

— Так ведь это правда, — улыбнулся он. — Алиев сотворил он, и в жилах Короля-чародея, должно быть, тоже текла его кровь. Забавно выходит, Марион! Я должен закончить дело жизни моей прародительницы, а Ири, быть может, продолжит дело самого… Раз волшебство возвращается, потребуются те, кто сумеет приручить его заново, — старые-то приемы не работают, да и не осталось умельцев.

— Ирэ, — серьезно сказала я, — бабушка всегда говорила мне: не беги впереди лошади. Мы еще даже дверь не нашли, я уж молчу о том, чтобы совладать с феей, а ты навыдумывал — на десяток жизней хватит, ваших, алийских, а не человеческих!

— А разве это плохо? — так же серьезно ответил он. — Знаешь, Марион… Если ты разучился мечтать, значит, ты почти что мертв.

— Ты…

— Я — разучился. Мое стремление уничтожить эту тварь, спасти вас, найти ключ… это было именно желание, не мечта. Сделать это во что бы то ни стало, а там и смерть не страшна, а о том, что будет… или могло бы быть дальше, думать уже нет ни сил, ни желания. А мечты — они…

Ирранкэ умолк, глядя в серое небо.

— Как облачные драконы? — подсказала я. — Вроде и есть они, и увидеть их можно, а все едино не поймаешь. Только и остается любоваться издали и думать: а вдруг когда-нибудь все-таки получится погладить чудесного зверя?

— Именно так. И, говорят, — добавил он и улыбнулся, — кое-кому это удалось. И заново научиться мечтать, и…

— Неужто?

— Да. Я, похоже, нашел своего облачного дракона. — Ирранкэ крепче сжал мою руку. — Теперь не отпущу.

— Ну конечно, — сказала дочь, вынырнув из-за большого камня, — я там дорогу ищу, а вы тут обнимаетесь! Я, может, тоже хочу! Ай-й… не так же сильно, задавите же…

Она посопела, прижавшись к нам, потом сказала:

— Знаете, как красиво? Все кругом серое, черное, зимнее, а я гляжу: за скалой откуда ни возьмись цветок!.. Ну, кажется, будто цветок — большой такой, больше этой самой скалы, и светится мягко-мягко, не как вот она. — Ири подергала ящерку за хвост, который свешивался ей на плечо, словно диковинный шарф, — а так… ну… Нежно, вот. Помнишь, мам, у графини Ауноры была шелковая брошь с бриллиантом в середке? Вот похоже: если свет на него попадет, он сияет, а сквозь лепестки лучики просвечивают…