В молодости я был знаком со смертью чересчур близко. Каждый день чувствовал её дыхание. Смерть стала для меня живой. Бывали моменты, когда приходилось заходить одному в грязные, насквозь пропитавшиеся вонью притоны, сжимая в кармане лишь зажигалку. К счастью, никто так и не кинулся на меня с ножом, и не ударил ничем тяжелым. Максимум, что случалось – это немного брани и чуть-чуть дерзких жестов. Правда, и они пропадали, когда и я показывал свои зубы. Общаясь с пьяными уголовниками, я, словно заходил в клетку со львами. Не показывать страх. Не суетиться. Знал, что стоит немного проявить слабость, и шанс того, что незримая спутница прикоснётся, тут же взлетит до небес. А я вовсе не хотел взлетать до небес. Тем более я догадывался, что мне скорее в другую сторону – туда, ближе к земному ядру.
«Рай, ад… Такие сказки…» – подумал я. В мире нет ничего доброго, как нет и злого. А значит, нет ни небес, ни преисподней. Всё – сказки. Нет ничего после смерти. Одна лишь тьма. Да и тьмы, наверное, нет. Просто ничего».
– Чего-о? – заворчал водитель, – чёты машешь мне палкой своей? Приехали, твою мать.
Нас остановили на посту. Полицейский сообщил таксисту, что тот забыл включить фары, и пригласил для составления протокола.
– Кажется, это надолго, – сказал я. – Пойдем, подышим воздухом?
Лера кивнула, и мы вышли из машины.
Рядом с полицейским постом оказалось кафе. Оттуда тянуло жареным мясом.
Не сговариваясь, мы с Лерой пошли на запах. Купили по порции шашлыка, . Встали за высокий столик на улице – так, чтобы увидеть водителя, когда тот выйдет от полицейских.
– Много нам осталось?
Вопрос вогнал меня в ступор. Потом я понял, что Лера имеет в виду лишь дорогу.
– Через час будем на месте, – сказал я, взглянув на часы. – Ещё двенадцати нет. Успеваем.
Лера посмотрела в сторону и улыбнулась, прикрыв на секунду ресницы. Я почувствовал себя идиотом.
– Прости.
– Всё хорошо. Забудь.
Я уткнулся в тарелку. «Успеваем». Нашёл, что брякнуть.
Лера съела кусочек мяса и одобрительно замычала.
– А у них тут вкусно.
– Хочешь, приготовлю что-нибудь вечером? – предложил я.
– Хочу.
Лера отвернулась и глубоко вздохнула.
Я достал сигарету и закурил. Дым погасил неприятную щекотку в груди, которая разрасталась последние два часа из-за нехватки никотина. Какая же глупость, подумал я. Курить табак – всё равно, что отрубить себе ногу и радоваться каждый раз, когда надеваешь протез. Потерять покой, чтобы вновь и вновь обретать его.
Подумав об этом, я вспомнил, что скоро потеряю Леру.
– Какая же гадость, – сказала Лера.
Ей всегда был отвратителен этот запах и вечно пахнущие руки табаком.
–Выброси сигарету. – О чём задумался?
Я не ответил.
– Что ты сказал Вите? – жена притворилась, будто не заметила моего молчания.
– Насчёт?
– Насчёт дома.
Я пожал плечами.
– Просто попросил пожить пару дней. Витя согласился.
Лера взглянула на меня с таким выражением, словно я должен был немедленно извиниться.
– Ты планируешь остаться на все три дня?
– Разве ты не этого хотела?
– Я думала, мы вернемся в воскресенье утром.
– Зачем? – не понял я.
– Тебе не кажется, что иначе будет некрасиво по отношению к Вите. Ты знаешь, что будет. Все эти процедуры, осмотры… Участковый в грязных ботинках. Давай лучше уедем домой пораньше.
– Лер, пожалуйста, не хочу об этом…
– Не пытайся надеяться на чудо. Мы это уже проходили.
– Лер…
– Послушай меня, – голос Леры стал низким и громким. – Я не просто так тебя об этом прошу. Чем дольше ты бегаешь от неизбежного, тем меньше времени нам остаётся. Пойми… Я хочу быть с тобой. Именно с тобой – с настоящим. С искренним и прямым. С таким, которого я и полюбила. Пожалуйста… Я не хочу, чтобы в последние дни ты бегал от разговоров и боялся меня задеть. Или избегал каких-то тем, потому что они приносят боль. Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Мы проходили это. Вместе проходили. Пожалуйста, давай не будем повторять ошибок.
Она говорила и говорила, а я в какой-то момент вдруг перестал её видеть. Слёзы выступили сами собой – предательски, неосознанно. Я пытался сдержать их, пытался не показывать слабость и прятал глаза, склонившись над столиком. Мне было стыдно перед женой, и я делал вид, что борюсь с залетевшей соринкой, но от осознания того, насколько глупо и жалко сейчас выгляжу, становилось ещё хуже, и мне приходилось задерживать дыхание и прикусывать губы, чтобы хоть как-то погасить накатывающий приступ.
Её ведь увезут, разденут, разрежут на части. Вчера я купил ей крестик. – В воскресенье его снимут. Это сделает санитар: сначала небрежно задерёт волосы и откинет их в сторону, на секционный стол, потом будет долго материться выковыривая цепочку из волос. Потом… Захотелось закричать и сломать что-нибудь.
– Тебе нужно поспать, – сказала Лера.
По телу разлились знакомые волны тепла. Лера держала меня за руку.
– Постарайся подремать немного в машине. Хотя бы полчаса. Это поможет.
– Я закажу такси на утро воскресенья.
– Забудь. Я передумала.
– Что?