Алиса в Стране Советов

— A y меня обед! Для рабочего человека важно плотно покушать, — забегал руками по столу Шляпа. Однако от соевых батончиков только облатки остались, и он с разгона крышку самовара содрал, глазами в пустое нутро упёрся: — В этой заразе ужасно скока калориеф… Один дружок мой с Инвалидного рынка четыре года единственно денатуратом питался и язву вылечил, так что ты, Витя, — проявил он вдруг участие к Справке, — особенно не налегай: без справки останешься. У дружка тоже третья группа была через голову и желудок.

— При коммунизме денатурат в парикмахерскую пойдёт, — отрезал Витёк.

— Ну да? Тогда и я схожу туда как-нибудь после обеда, — промямлил Шляпа.

— Эх, Коля-Николаша, — пожурил Иван. — Ну что ты городишь? «Обед!». Чем ты прошлый раз три часа в разгар дня занимался, не помнишь? Пробку проволочкой из порожней бутылки доставал. Так подумай, с чего тебя Шляпой прозвали, убийца?

— Из-за культурности. Я летом шляпу ношу: от перхоти помогает. Зачем ты меня убийцей назвал? — взроптал культурный сантехник.

— А затем, Коля, что в эти три часа ты мог две раковины починить или, там, кран и заработал бы два рубля как минимум. А бутылке твоей, — подавись она пробкой! — 12 копеек цена… Прикинь, на что ты время убил.

— Не понял, — наморщил лоб Шляпа; подумал несколько и в улыбке расплылся: — Нет, меня не собьёшь! Кран я и на другой день поправить могу — рубли не сбегут! — а бутылка сейчас нужна… Что ж я, маленький? Это у писателей бывает время убитое — не тогда родился, не на той женился. А на нас оно и без жены работает. Верно, Витёк?

Витёк икнул, дернулся и, будто током ударенный, в полный голос запел:

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля;
Похмеляется с рассветом
Вся советская земля… ик-ик-ик…

Проикался и как-то многозначительно, знающе произнес:

— Гомо жопус… Все люди будут маленькие да удаленькие, а продовольствие — огромадное и сколько хошь!

«Пора уходить», — подумал Иван и поднялся:

— Счастливо вам потрудиться, мне к Люсе пора.

— Сядь! — каким-то придушенным голосом произнес Шляпа. — Нет, встань, сходи за бутылкой! — и кулаком себя по лбу треснул: — Да как же так? Я ж не на обеде! Как я забыл, что мы Люсю третий день поминаем!?

У Ивана будто комок в горле застрял — душный, мохнатый.

Шляпа всхлипнул. Соня осознанно пробудилась, заплакала и шатко, по стенке в пробоину вывалилась. В коридоре загремело ведро и пошло гулять — тух-бух-тибидух, убегая от вечной девушки.

— Не может быть, — выдавил из себя Иван единственное, что в таких случаях выдавливается. — Ка-а-ак так?

— Уксус выпила из трёхгранника, — пустил слезу Шляпа. — Позавчера схоронили.

— При коммунизме… — начал было Справка, но Иван его оборвал:

— Замри, идиот! Боже мой, боже мой… Я же предупреждал… Сукин Котик!.. Я убью его!! А её вещи… комната?

— Мент опечатал, — сказал Шляпа. — А часть рыжий унёс. Она ж, сердешная, без родни.

Мент не к добру, а рыжий — и вовсе! — сжался Иван. — А если… взглянуть можно?

— Отчего ж нельзя? — сказал Шляпа, взял с комода огарок свечи, зажёг и в темь-коридор Ивана вывел.

Свет не понадобился. Дверь покойницы была в полраспаха открыта и пустила в коридор белую, шириной в гроб полосу. На полу валялась сорванная гербовая нашлёпка с верёвочкой.

— Я мм-ма-ма, — застучал зубами Шляпа. — Я туда не пойду!

Иван просунулся в комнату и обнаружил на кровати девушку Соню с потухшей сигареткой в зубах.

— Котик, жмурик, — одурело занежничала она, сигаретку сплюнув и заячью губу напоказ выставляя. — Иди ко мне, мурлыкая вместо Люськи, я тут пропишусь. — И принялась раздеваться. — Да помоги же! Я совсем пьяная… Безоружная.

Иван вналёт оглядел комнату. Ящики письменного стола были выдвинуты и пусты. Ни его рукописи, ни печатных экземпляров, ни самой пишущей машинки на нём не было.

У Ивана оборвались внутренности.

— Ну иди же, пёсик, я готовая, — позвала скинувшаяся наголо Соня, шевеля непослушными, будто водоросли, пальцами. — Иди, я ласковая!

— Чугун… чугун надо в вишнёвом саду варить, девушка! — не своим голосом выговорил Иван.

Соня испуганно вскрикнула и прикрылась жёваным лифчиком.

Глава XII

Обещание «убить» кого-нибудь у нас в крови любой группы.

И всё же, чтобы уделать Котика, надо прежде его ловить. Так вам любой скорняк с улицы Трубной скажет. Но вот отыскать лежбище, крышу, где Котик лапы облизывает, не так-то просто…

ПОД-КОТИК И ЕГО ПОВЕСТЬ

…Париж пришёлся Костеньке по-душе. И Костенька городу приглянулся, пришёлся в масть.

В посольстве, должно сказать, его любили. Пусть как зятя замминистра, но трепали за щёчку, прилас-кивали: «ишь ты, кис-кис глазастенький!» Правда, кое-что в нём смущало. При весьма скудном — не вам объяснять — кармане Котик держался на людях не в меру потратисто.

Собственно, положение и велело ему держаться поддельно, под Котика. Ему, как он потом объяснял, вменялось ВСЯЧЕСКИ обвораживать, «пудрить» властных туземцев, их жён и любовниц.