Алитет уходит в горы

— А ну его к черту! Стоит на него обращать внимание, Петр Петрович! Давайте закусывать. Отличная оленина. Тает во рту.

— Сходи, Кузьма, ко мне. Там у меня в буфете стоит бутылочка. Сходи, пожалуйста. Мне это нужно сейчас как лекарство.

Учитель быстро сбегал и по дороге прихватил большую мороженую рыбину.

— Сосед мой привез целую нарту рыбы. Голец. Сейчас мы его мигом приготовим. — Учитель поставил рыбу головой на стол и острым ножом стал настругивать ее.

Стружка, завиваясь, падала в тарелку. Эта мерзлая строганина, как называлась она здесь, посыпанная перцем, была необычайно вкусна.

Они выпили по рюмке, закусили, и доктор сказал:

— Отличная закуска эта строганина… Так вот, Кузьма, пошел было я к тому торгашу по делу, а он довел меня до такого состояния…

— Какое с ним может быть дело! Я к нему хожу раз в месяц. А теперь думаю взять бочку масла, мешок сахару, поставлю их у себя в сенях и больше никогда не зайду к нему.

Доктор рассказал историю с пушниной. Учитель предложил написать об этом в ревком.

— Нет, — сказал доктор. — Надо обождать. Говорят, Лось еще не вернулся. Приедет кто-нибудь другой из ревкома и не сумеет вправить ему мозги. Тут надо Лося. — И, помолчав, доктор спросил: — А может быть, я действительно бездельник, Кузьма? А? Ты работаешь в школе, он все-таки тоже работает в фактории, а я собак гоняю. Это ведь тягостно. Как ты думаешь?

— Ничего, доктор. Наладится дело. Давайте есть оленину.

Они просидели до позднего вечера, обсуждая больничные дела.

Из фактории шли женщины и несли материал для пошивки мешков.

— А ведь народ хорошо относится к нему, к этому торгашу. Народ считает, что он главный здесь, — сказал учитель.

— Я знаю. Мне Мэри рассказывала, что он говорит охотникам. Он внушает им мысль, что и без школы и без больницы жить можно. А вот без него, без его товаров жить нельзя. Видишь, куда гнет! Вредный человек! Сплошная демагогия!

Глава четырнадцатая

Стояли тихие, солнечные дни. Полярная ночь кончалась, но до весны было еще далеко. Несколько дней подряд дули южные ветры. Лед оторвало от берегов, и вдоль всего побережья открылась чистая вода. В воздухе было тепло, снег сверкал на солнце.

Лось возвратился в ревком. Стоя около упряжки, не заходя еще в дом, он разговаривал с инструктором Осиповым. Лось предложил ему немедленно, пользуясь открытой водой, выехать на двух вельботах в северную часть уезда.

— Один вельбот сдашь Русакову, другой — учителю Дворкину. Останешься там до весны и подготовишь в каждом стойбище по мотористу. Не мешает обучить этому делу и учителя и Русакова.

— Не обледенеют вельботы в пути, Никита Сергеевич?

— Ничего, будете окалывать. Возьмите с собой топоры. Нелегко, но добраться можно.

— Хорошо. Я могу выехать сегодня же. А что у тебя со щекой?

— Обморозил малость. Что здесь нового?

— Жуков прислал телеграмму. Отпущены средства на строительство культбазы. Начальником базы назначен он.

— Молодец Андрюшка! — воскликнул Лось.

К нарте подбежал Илюша Молодцов.

— С приездом, Никита Сергеевич! Что же вы остановились на улице? Подъезжайте к радиостанции. Я вам уже оборудовал койку. Все в яранги ведь перешли.

— Да, уголь у нас почти кончился, — сказал Осипов.

— Спасибо, Илюша. Но я расположусь у Ильича. А койку убери, вместо нее поставь мой письменный стол.

— Уставим как-нибудь, Никита Сергеевич, и койку и письменный стол.

— Нет, нет! — категорически отрезал Лось.

— Одного начфина отопляем, — сказал Осипов. — Заболел он цингой: ноги и десны опухли.

— От злости, что ли, он заболел? Или от чрезмерного сна? Весны еще нет, а цинга — весенняя болезнь.

— Хотели в больницу его отправить — не поехал.

— И не надо: я его сам вылечу здесь.

Лось отвязал мешок от нарты, вскинул его на плечо и пошел к начфину.

Бледный, заросший бородой, начфин лежал на койке. Он безучастно взглянул на вошедшего Лося.

— Заболел, начфин?

— Да, Никита Сергеевич.

— И уголь не помогает тебе.

— Пропаду я здесь, — со вздохом ответил тот.

— Конечно, пропадешь. Вот подожди, скоро зубы начнут вываливаться.

— Злой вы человек, Никита Сергеевич.

Лось достал из мешка мерзлый кусок сырого тюленьего мяса:

— На вот, ешь. Грызи, пока есть зубы.

— Что вы, Никита Сергеевич! Что я, чукча? Я не могу это есть.

— Приказываю тебе есть! — повысив голос, властно сказал Лось. — Не хватает храбрости у одного — давай вместе. — И Лось, присев на кровать начфина, стал грызть мясо.

Начфин неохотно взял кусок, повертел его в руке и тоже начал грызть, болезненно сморщившись.

— Это же самое радикальное средство против цинги. В каждой яранге мне чукчи об этом рассказывали с восторгом. Небось Амудсен не тебе чета, а мясо это ел за мое почтение. Любят они, когда не пренебрегают их пищей. Отличное противоцинготное средство. По себе знаю. В прошлом году заболел, только этим мясом и спасся.

— А действительно — оно как будто ничего, — промычал начфин, пережевывая мерзлые куски.

Пришел радист Молодцов.

— Никита Сергеевич, вас спрашивает какой-то Саблер.

— А, Саблер? Зови его на радиостанцию, сейчас приду.