Алитет уходит в горы

«Вон там будут тюлени!» — подумал он, и его охватило радостное волнение охотника.

— Чегыт! Поть-поть! — крикнул он вожаку.

Чегыт понял и свернул вправо.

Упряжка побежала мимо огромной ледяной горы. Вскоре Ваамчо остановил собак, залез на торос и осмотрел местность. Вдали виднелась полоса открытого спокойного моря. Было тихо в эту утреннюю пору. Море испарялось. Ваамчо сбежал с тороса, сел на нарту и, прикрикнув на собак, помчался к разводью.

— Вот здесь. Я скроюсь за льдиной, и мне хорошо будет видно тюленей, — вслух заговорил Ваамчо.

Он отвел упряжку подальше в сторонку, а сам вернулся к припаю полыньи. Закончив все приготовления, он закурил, но не успел положить за пазуху железную коробку с табаком, как невдалеке от него показался тюлень. Он плыл, как видение. Сердце Ваамчо застучало от радости, но не успел он вскинуть ружье, как тюлень скрылся. Ваамчо долго смотрел на расходившуюся во все стороны легкую рябь. Скоро на воде не осталось и следа тюленя.

«Есть тут тюлени!» — и довольная улыбка пробежала по лицу Ваамчо. Не снимая с колена ружья, он снова стал раскуривать трубку.

В стороне показался еще тюлень, но и этот, едва вынырнув, погрузился в воду.

«Что такое? Или тюлень стал чуять табак? А может быть, он собак чувствует? Да, пожалуй, он чувствует. Ветерок тянет с берега», — рассуждал Ваамчо.

Он встал, пошел к собакам и перевел их дальше за ледяную гору. Вернувшись, он особенно настороженно стал всматриваться в черную полосу полыньи. Она заметно увеличилась.

Ваамчо устремил зоркие глаза в мрачное море и, поводя ружьем, напряженно следил, не покажется ли еще тюлень. Все внимание, все мысли сосредоточились на этом.

Вдоль кромки льда величаво проплывал тюлень. Он плыл прямо на охотника, точно заинтересовавшись им, и в упор смотрел на Ваамчо большими черными глазами. Редкие усы его торчали над водой.

Ваамчо спустил курок, и глупый тюлень был убит. От радости Ваамчо вскочил. Глаза его блестели.

— Вот и убил! — радостно воскликнул он.

Он взмахнул закидушкой и бросил ее на тюленя: ремень не доставал до него. В глазах Ваамчо потемнело. Он сразу понял, что тюлень, убитый тюлень, ускользает от него. Только теперь Ваамчо заметил, что ветерок с берега усилился. Он отошел от кромки льда, залез на торос и посмотрел в сторону берега.

«Там сильный ветер. И небо там плохое», — подумал он и решил немедленно уехать обратно. Но какая-то сила вновь потянула его к убитому тюленю.

Море было спокойно. Оно чуть-чуть дышало и казалось густым. В этой гуще черной воды, освещенной луной, лежал тюлень, приковавший взор охотника.

Ваамчо опять взял круг ремня и, привязав к нему пояс, решил еще раз бросить закидушку, но ремень по-прежнему не достигал тюленя. Закидушка упала настолько близко от тюленя, что легкие колебания воды покачнули его.

Ваамчо вспомнил детские игры, когда, бросая с берега камешки, он подгонял к себе палочку или дощечку, находившуюся в воде. Колебания воды всегда прибивали их к берегу. Нужно лишь бросать камешки не дальше дощечки, а ближе.

В надежде подогнать к себе тюленя этим способом, Ваамчо снова стал бросать закидушку. Она падала почти рядом с тюленем, и Ваамчо с нетерпением ждал той минуты, когда закидушка упадет немного дальше тюленя. С какой радостью он вонзит тогда гвозди в его кожу и будет подтягивать к себе добычу!

Неожиданно Ваамчо заметил, что льдина, на которой он находится, движется. Он бросился бежать к собакам. Около ледяной горы образовалась трещина, и Ваамчо медленно уносило от всей массы льдов. Образовавшееся разводье было уже настолько велико, что даже он, Ваамчо, не мог перепрыгнуть через него. Он бросился в одну сторону, в другую, но нигде нельзя было перемахнуть трещину.

«Собаки… собаки… остались по ту сторону!» — с ужасом подумал Ваамчо.

Мысль об опасности пронизала все существо его.

Ваамчо побежал к месту, напротив которого стояла упряжка. Он остановился и засвистел так громко, что этот свист эхом раскатился в ледяной пустыне.

— Чегыт, Чегыт, Чегыт! — крикнул Ваамчо вожаку.

Из-за торосов выскочила упряжка и помчалась на зов хозяина. Легкая нарта перевернулась и, задевая за выступы льдин, тащилась за собаками. Они добежали до ледяного берега и остановились. Широкая полоса воды, темная, мрачная, отделяла Ваамчо от собак.

— Чегыт, Чегыт! Ну, иди, иди! — постукивая по торбазам ладонью, манил его Ваамчо.

Чегыт глянул в воду, заскулил, сорвался с места и упряжка побежала вдоль кромки льда. Чегыт бежал, обнюхивая лед.

«Теперь я один остался. Одному плохо. Ой, как плохо! — думал Ваамчо. — А с собаками хорошо. Ах, как хорошо!» — и Ваамчо снова принялся звать Чегыта.

Вожак, таща за собой собак, подбежал к кромке, глянул вниз и протяжно, тоскливо завыл.

«Нет, не пойдут в воду. А потом и их оторвет от берега. Ведь одни не уйдут они домой? Нет, не уйдут. И тогда будем плавать на разных льдинах».

Ваамчо стоял и думал только о собаках, об этих единственных сейчас друзьях. Собаки как будто понимали его и не спускали глаз с хозяина.

«Если я буду здесь один… четыре дня я буду жить, а потом застрелю себя».