Я подумал, что, наверное, он прав. Но ведь я работал в этом заведении, а не отдыхал.
— А вы знаете, я люблю поговорить с теми людьми, которые бывают там. Они рассказывают о своих ощущениях, а я вспоминаю свою молодость.
— Вы что же, там практически никогда не бывали?
— Я бывал там лишь в первый год работы клуба.
Я посмотрел на этого стареющего и толстеющего мужчину, и мне стало искренне его жалко. В этот момент я увидел своих знакомых бизнесменов Сашу и Пашу. Они также заметили меня, подошли к стойке бара.
— Вован, привет! Ты как, нормально, работаешь?
— Да, все хорошо. Мне надо с вами поговорить.
— Какие проблемы?! Пойдем за столик.
Я напомнил господам коммерсантам, что здесь присутствую как гость клуба, и никто не должен знать о том, что я детектив.
— Говорите всем, что я предприниматель, — сказал я. — Что у нас с Путилиным старые дружеские связи.
— Вован, да мы все поняли! Ты что нас за лохов держишь! — сказал Паша.
— Все ясно. Гость так гость. Заметано, — отрезал Саша.
— Кстати, а что это за мужик, с которым я сидел за стойкой?
— Какой-то придурок, из бывших совнаркомовцев.
— Как это?
— Раньше в партии был, потом в каких-то научных институтах работал, а теперь вот сидит здесь целыми днями и п…дит! Любит, когда ему рассказывают о проститутках…
В этот момент в зал вошел Шагян и, будто никого не замечая, направился к своему постоянному месту под картиной с морским пейзажем.
— А этого вы знаете?
— Этот армяшка, что ли? Как же, как же… У него несколько магазинчиков по городу, торгует там потихоньку кожаными шмотками, женскими трусами и еще какой-то х…ней. А морду делает, как будто нефтяной король. Так, ничего интересного.
Беседуя с господами предпринимателями, я хорошо пообедал — заказал суп брокколи, тефтели из осетрины с белым вином.
Наконец Шагян поднялся и вышел из зала. В этот же момент ко мне подошел метрдотель и сказал:
— Иван Алексеевич ждет вас в машине. Серая «Вольво» справа от выхода.
Я подождал некоторое время, вышел на улицу и без труда отыскал нужную мне машину. Путилин сидел уже на месте, за рулем был мой старый знакомый — амбал Саша. Я назвал адрес, и мы тронулись в путь.
— Вы уверены, что он сейчас поехал туда, в гнездышко к своей птичке? — спросил я.
— Неважно, — со злостью буркнул Путилин. — Для начала я надеру задницу Маринке, а потом уже буду дергать за яйца самого Шагяна.
Поднявшись на шестой этаж, я попросил Путилина уйти с лестничной площадки, сам же позвонил одной из тех старушек, которые обругали нас сегодня днем. Я попросил ее позвонить в дверь, где обитала Мамонтова, объяснив это тем, что мне необходимо проверить проводку в квартире, а она мне не открывает.
— Это чревато пожаром, — сурово заявил я бабке.
Бабка все поняла, и скоро мы с Путилиным очутились в небольшом коридорчике квартиры, которую снимал Шагян. Перед нами, испуганно хлопая глазами, стояла Марина Мамонтова.
— Ну ты и сука! — начал свою речь добряк Путилин.
— Здравствуйте, Иван Алексеевич, — боязливо произнесла Мамонтова.
Далее Путилин разразился мощнейшим монологом, который на треть состоял из непечатных выражений, остальные же две трети заняли упреки в черной неблагодарности и сговорах за его спиной. Однако разгуляться Путилину не дали, так как его прервал звонок в дверь. Деятельная натура Путилина потребовала, чтобы его владелец лично распахнул дверь.
На пороге стоял Шагян с букетом цветов в одной руке и наполненным до отказа пакетом — в другой. Из пакета торчало горлышко бутылки с коньяком. Шагян несколько секунд смотрел на встречающего его Путилина, потом посмотрел на дощечку с номером квартиры, потом снова на Путилина, на всхлипывающую за моей спиной Марину. Несмотря на то, что весь его внешний вид говорил: «Извините, я ошибся дверью» — он с каменным лицом произнес:
— Иван, здравствуй! Как я рад тебя видеть, слушай!
— А уж я-то как рад!
Путилин втащил пожилого армянина за рукав в квартиру и захлопнул дверь. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Первым перешел к делу армянин. Он положил цветы на коридорную тумбочку, поставил пакет на пол, вынул оттуда коньяк и сказал:
— Пойдем на кухню. Там поговорим.
Путилин без слов отправился на кухню. Шагян засеменил следом. Я посмотрел на Марину и сказал:
— Ну а нам, видимо, лучше посидеть в комнате.
Я расположился в кресле. Марина, устроившись на диване, закурила. Я тоже вставил сигарету в рот и стал прислушиваться к разговору на кухне. Тон беседы был вполне спокойный. До меня донеслись слова Шагяна:
— Ваня, я тебе сейчас все объясню. Ты только не нервничай.
Я посмотрел на девушку, которая, несмотря на жару, закуталась в теплый халат, и сказал:
— Вы тоже не нервничайте. Ничего страшного. Просто Иван Алексеевич беспокоится о вас.
— Тоже мне, отец родной, беспокоится, — ухмыльнулась Марина. — До смерти напугал меня, ворвался сюда, как ястреб.
— Но вы же пропали, не сказав никому ни слова.
— Ну и что? Может быть у меня своя личная жизнь или нет?! Я ему ничего не должна.