Алхимические хроники (части 1-3)

Обитель Отдохновения Ночного была погружена в приятный сумрак погожей летней ночи, и отец Джером не спешил зажигать факел или свечу: опыт ему подсказывал, что в темноте люди, гномы и кентавры засыпают быстрее. Да и украшающие маленький храм скульптуры Гьюпсюэ, подаренные благодарными прихожанами, в полутьме эффектнее смотрятся. Разят, прямо-таки, наповал… Правда, только при свете дня можно оценить, насколько Гьюпсюэ доброе боженько — ведь оно далеко не всегда показывается воочию тем, кто жаждет Отдохновения Ночного. Ладно, если что — отец Джером знал, как поставить фонарь на ступеньки обители так, чтобы он подсвечивал нужное воплощение; сейчас быстренько выслушать, какой кошмар кому приснился — и обратно к подружке-подушке. Только бы не Монгел, только бы не Монгел…

Судьба услышала мольбы святого человека. Пришельцы, ломившиеся среди ночи в Обитель, не были ни Монгелом, ни его альтернативой — Легномом. Этот были обычные люди, босые, грязные, в изрядно поношенной одежке с чуждого плеча и порядком обросшие полудикими бородами.

— Отче, помогите! — взмолился первый.

— Дыши глубже, сыне, — профессионально принялся успокаивать отец Джером, но тут же раскаялся в своем совете. Дышать в присутствии незнакомцев получалось плохо.

— Отец, хирурги в вашем святом ордене есть? — басом спросил второй.

— Хирурги, чада мои, это напротив, — обрадовался отец Джером. — Через улицу перейдите и ступайте вдоль забора — будет Обитель Премудрой Праматери Прасковии. Там вас встретят, — священник принялся помахивать перед носом посетителей черно-белыми спиралями символа веры. — Там вас приветят. Там вас вылечат…

Первый посетитель покачнулся, поддаваясь на гипнотическое воздействие, а второй только бодро высморкался под ноги и ответил:

— Ты, папаша, человек, наверное, святой?

— Грешен, — сознался отец Джером. — Как и любой сын или дщерь Создателя нашего подвержен искушениям и чрезмерному самолюбию.

— Но молиться умеешь? — уточнил напористый посетитель Обители Отдохновения Ночного.

— Умею, — вздохнул священник.

— И благословение призывать, наверно, могёшь?

— Могу, по мере сил своих скромных.

— Тогда ампутируй.

Отец Джером удивился, хотел было еще раз послать их — пока что на другую сторону мостовой и дальше вдоль забора, но второй, более скромный из ночных гостей, вдруг предъявил ему руку. Рука, порядком грязная, заканчивалась блокнотом в кожаном переплете и мелкой дворняжкой неопределенного цвета. Оказавшись перед священником, песик зарычал сквозь плотно сомкнутые на добыче челюсти, зашевелил косматыми бровями, мягкими разлапистыми ушками и задрожал длинным хвостом.

Отец Джером собирался сказать, что, дескать, в Обители Прасковии ампутацию тоже делать умеют… но почувствовал, как ему в ребра воткнулось острое лезвие.

— Слышь, отче. Ты время-то не тяни, мы люди занятые, да и тебе молиться надо. Ты давай режь, а то этот […] пёсец от нас никак не отстанет. А то мы тебя самого тут, в натуре, отдохнем.

Малый Гавк обреченно вздохнул. Он бы и рад был выплюнуть проклятую обложку и спастись бегством, но увы, челюсти замкнуло основательно.

— Хорошо, — с легким вздохом жалости согласился отец Джером. — Позвольте…

Священник забрал нож у басовитого, перевел пострадавшего на ступеньки Обители — туда падал лунный свет. После чего добросовестно прочитал молитву Гьюпсюэ, помахал перед глазами пациента и обреченно пускающего слюну пса символом веры, потом резко, недрогнувшей рукой, рубанул с плеча.

— Пожалуйста, чадо.

Басовитый нахмурился, а потом заревел раненым медведем:

— Папаша, ты чё сделал-то? Ты зачем тетрадку порезал?

— Я не порезал, я ампутировал, — благообразно и спокойно объяснил отец Джером. — Собачку брать будете?

Гавк, до сих пор не разжавший челюстей, позволил передать себя в руки похитителей. Потом, без предупреждения, вдруг изогнулся бешеной сосиской — эта способность, досталась Гавку от бабушки, победительницы конкурса красоты мелансонов, мастерицы покидать свою хозяйку и сбегать на ближайшую псарню, к суровым специалистам охранного дела — царапнул всех жесткой, давно не мытой лапой, и убежал.

— Не понял? — пациент сосредоточенно рассматривал свою половину блокнота, сдобренную солидной порцией собачьей слюны, и почесывал в затылках. — А что мне с этим барахлом делать?

Отец Джером еще раз пожал плечами.

У маленького грязнули началась истерика:

— Да как же мы теперь будем выдавать себя за умных? Где ж нам еще умных мыслей украсть придется?.. Да за что ж жизнь нас обделяет и обделяет…

Отец Джером принялся профессионально — гладко и успокаивающе вещать о милостях Гьюпсюэ, но тут басовитый коротко, почти без замаха ударил святого человека по макушке. Теряя сознание, священник Обители Отдохновения Ночного приблизил к сердцу круг с черно-белыми сходящимися спиралями, улыбнулся и подумал: «Спасибо, ночное боженько, наконец-то я высплюсь…»

* * *

Ресторация «Алая роза», утро