Алхимия единорога

Утром нам хватило времени, чтобы осмотреть город. Барбьери с увлечением показывал нам роскошный дворец Диоклетиана, ныне объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Заметив, что я заинтересовался, Велько взял такси, и мы поехали в близлежащий городок под названием Трогир, чью архитектуру отличает влияние византийского стиля в сочетании с другими: хорватским, венгерским, венецианским, французским, австрийским. В результате такого смешения возникла путаница средневековых улочек редкой красоты. Никогда бы не подумал, что задержка в пути может принести столько положительных эмоций.

Паром, пройдя через пролив между островами Солта и Брач, высадил нас в гавани Хвара в шесть часов вечера. В пути Барбьери рассказал мне, что Хвар некогда был испанским фортом, что на острове стоит древний замок, в котором позже разместился францисканский монастырь, существующий и поныне.

Нам следовало путешествовать осторожно, оставаясь в тени, хотя на острове нелегко было такое проделать. Как бы то ни было, на следующий день после переезда на Хвар и обустройства в отеле «Палас», старинном здании эпохи венецианского владычества, мы уже переселились на малолюдный и живописный остров Свети-Клемент, до которого можно было добраться на лодке за полчаса. Потом, взвалив на себя багаж, побрели по узкой тропинке и через пять минут дотащились до ресторана, из которого открывался вид на укромную бухточку, чьи берега поросли сосновым лесом. Из воды вставали скалы из белого известняка, такие неровные, что по ним вполне можно было спускаться и подниматься.

В этом поместье-гостинице, куда обычно наведывались лишь моряки да немецкие и австрийские туристы, жила Дагмара Менегелло, владычица этой части острова, которую называют Пальмизаной.

— Дагмара, — рассказывал мне Велько, — местная покровительница искусств и ремесел, ей принадлежит больше половины острова Свети-Клемент. Вместе со своими детьми и другими членами семьи (еще у нее есть наемные работники) она заботливо ухаживает за этим чудесным клочком земли.

Госпожа Менегелло, высокая элегантная женщина с загадочным взглядом, выстроила на Пальмизане несколько диковинных бунгало, в которых было собрано много произведений искусства. Из этих домиков виднелось прозрачное, чистейшее Адриатическое море. Климат здесь умеренный, незабываемый воздух ласкает кожу. Хозяйка и ее помощники замечательно готовят лангустов, угрей, морского судака и мурен: приезжие всегда в восторге. К еде обычно подается красное столовое вино «Ополо».

* * *

Пока мы проводили дни на Свети-Клементе, Велько Барбьери закармливал нас изысканными блюдами хорватской кухни: от жаркого из телятины, свинины и всяческой зелени до паштета, который он готовил из остатков того же жаркого. Нашему гастроному превосходно удавалось тушить угрей, мурен и лангустов.

Но мне нравилась не только еда: глаза мои засверкали, когда в столовую вошла Ивана, официантка нашей славной хозяйки, блондинка хорватка с зелеными глазами и молочно-белой кожей. Я все еще вспоминаю ее розовую рубашку с просторным вырезом и несколько родинок, открывавшихся моему взору всякий раз, когда Ивана наклонялась, прислуживая нам за завтраком, обедом и ужином. Мое воображение сходило с ума! У этой девушки была любопытная привычка по нескольку раз на дню менять наряды.

Виолета и Джейн умели стать невидимыми, как только рядом возникала женщина, способная меня заинтересовать. Тогда я не мог понять их щедрости, их уважения к моей сексуальной свободе; к тому же такое отношение было отнюдь не взаимным. Я умирал от ревности, стоило кому-то начать за ними ухаживать, а девушки никогда не хвастались нескромными взглядами, которые бросали на них другие мужчины. Они всегда преуменьшали мой мачизм, мое стремление к обладанию, стараясь никогда этого не обсуждать, но на сей раз болтушка Джейн затронула опасную тему:

— Смотри, Рамон, какая красотка эта Ивана.

— Вовсе нет, обыкновенная девушка. И не в моем вкусе.

— Ха, так ты еще и не сознаешься!

На самом деле Ивана была столь привлекательна и интересна, ее глаза были такими зелеными, что она пробуждала тягу к творчеству. Однажды утром в приливе романтизма и красноречия я написал для нее стихи, впервые в жизни отважившись сложить стихотворение. Называлось оно «Родинки Иваны». Я переписал текст начисто и незаметно сунул его девушке.

Я чувствовал себя смешным и пошловатым, но Ивана была очень польщена и стала искать переводчика.

Разумеется, после этого мне доставались самые лучшие куски, да и обслуживали меня по высшему разряду. Я превратился в царька этого острова, однако вершины власти достиг, подружившись с Дагмарой. Я прикинулся поэтом и художником, ведь то был единственный способ очаровать — в дружеском смысле — эту благородную даму, богатую вдову, привыкшую к обществу крупных художников, а после падения Восточной Стены восстановившую свои наследственные права.