Вера в гелиоцентрическую систему, как в некую абсолютную истину творит ужасающую пустоту, лишает человека его космического достоинства, заставляет его — пылинку среди пылинок — бессмысленно вращаться вокруг солнца… Эта система полностью не способна породить новое духовное воззрение. Христианская идея, сосредоточенная на инкарнации Христа, была плохо подготовлена к подобной инверсии космического устройства: человек как небытие, исчезающее в космическом пространстве и, в то же время, как интеллектуальный и символический центр этого пространства — такой пируэт не для мозгов большинства людей.
Дальнейший прогресс забросил солнце в поток бесчисленных миллионов других солнц (вероятно, в свою очередь окруженных планетами). Удаленных каждого от каждого на световые годы или миллионы таковых: всякий образ мира, сколько-нибудь логичный стал отныне невозможен. В новую, воображаемую «структуру» мироздания человек интегрироваться не в состоянии. Так, по крайней мере, действует концепция на западное сознание. Буддийская ментальность, привыкшая видеть мировые процессы как турбуленции песка, реагирует, вероятно, по-иному на современную научную теорию.
Духовная интерпретация этого научного познания сводится к следующему: постепенный отход от всех систем, которых можно назвать замкнутыми, доказывает, что любое представление о мире — облако, мираж, без намека на устойчивость. Для непосредственного восприятия солнце — источник света, символ божественного начала — оно озаряет все, вокруг него движется все. Но при этом солнце — только светящееся тело среди аналогичных: абсолютное единство присуще лишь божественному принципу.
В пределы нашего сюжета не входит развитие вот такого соображения: каждый новый образ мира сформулирован не столько новыми научными наблюдениями, сколько на реакцию на логическую «односторонность» предыдущего. Это касается и недавних концепций пространства. Для средневековой космологии, пространство — сфера, величина коей превосходит любую возможность измерения, сфера, спиритуально окруженная небом эмпирея. С торжеством рационализма пришла идея бесконечного пространства. Но поскольку физическая протяженность может быть неопределенной, а не бесконечной, новый научный демарш выдвинул практически невообразимое понятие «кривого» пространства, замыкающегося на самом себе.
Недавний научный поиск оставил идею гомогенности пространства и времени в пользу их постоянной взаимосвязи. Но если пространство содержит все, что существует симультанно, тогда как время образует последовательность феноменов, видимые звезды отделены от нас «световыми годами»: в одновременности они расположены точно там, где видимое пространство имеет свои крайние пределы. Подобные парадоксы отражают общую противоречивость, на которую, в конце концов, осужден всякий «научный» образ. В конкретных и чувственных вещах тем или иным способом раскрывается духовное обозначение, несравненно более убедительное, нежели образ мира, который пытается его схематизировать. Оно соответствует человеку и не испытывает перемен. Говоря «обозначение», мы не разрушаем ничего концептуального, но выбираем слово по необходимости и согласно традиции, дабы сделать аллюзию на непреходящую эссенциальность, подвластную только интуиции.
Рассуждая об астрономической панораме вселенной, мы просто хотели удостовериться, что существуют две позиции, с которых можно рассматривать мир или, в более широком смысле слова, натуру. Научное любопытство погружает искателей в неистощимое многообразие явлений: теория, возникающая по мере накопления экспериментальных данных, сама превращается в нечто множественное и противоречивое. Иная позиция заключается в опыте распознавания духовного центра, одинаково присущего людям и вещам: с этой точки зрения символический характер явлений позволяет созерцать незыблемые реальности Интеллекта. Самое совершенное воззрение, на которое способен человек, отличается простотой: его внутреннее богатство нельзя рассеять в разноречивых концепциях.
Глава четвертая. Дух и Материя
Древние народы, это ясно, понимали под «материей» нечто иное, нежели современные. Не надо, однако думать, что эти народы созерцали реальность материальных вещей только через завесу «магического и диктаторского воображения», как считают некоторые этнологии, или что их ментальность отличалась «аналогичностью» и «прелогичностью». Камни были столь же тверды, огонь столь же горяч, а законы природы столь же неизменны, как и сегодня. Человек всегда размышлял логически, даже если помимо чувственных данных или сквозь них он подмечал реальность иного порядка. Логика присуща человеческой природе, а подчинение «диктаторскому воображению» свойственно не мышлению «примитивных» народов, но, скорее, современной «прогрессистской» мысли, которая против всякой очевидности жаждет свести всякую реальность к фактам чисто физическим.