Читаем Алхимия / Нотр-Дам де Пари полностью

То была страшная формула, которою обычно заканчивались эти мрачные церемонии. То был условный знак священника палачу.

Народ упал на колени.

— Kyrie eleison![137] — запели священники под сводами портала.

— Kyrie eleison! — повторила толпа приглушенным рокотом, пробежавшим над ней, как зыбь всколыхнувшегося моря.

— Amen![138] — сказал архидьякон.

Повернувшись спиной к осужденной, он снова опустил голову и, скрестив руки, присоединился к процессии священников. Мгновение спустя и он сам, и крест, и свечи, и ризы скрылись под сумрачными арками собора. Его звучный голос, постепенно замирая вместе с хором, пел скорбный стих:

— …Omnes gurgites tui et fluctus tui super me transierunt.[139]

Стук алебард церковной стражи, постепенно затихая в глубине храма, напоминал удары башенных часов, возвещавших смертный час осужденной.

Врата Собора Богоматери оставались распахнутыми, позволяя толпе видеть пустой, унылый, траурный, темный и безгласный храм.

Осужденная стояла на месте, ожидая, что с ней будет. Один из стражей-жезлоносцев обратил на нее внимание Жака Шармолю, который во время описанной сцены углубился в изучение барельефа главного портала, изображавшего, по мнению одних, жертвоприношение Авраама, а по толкованию других — алхимический процесс, где ангел символизирует солнце, вязанка хвороста — огонь, а Авраам — мастера.

Нелегко было оторвать его от этого занятия. Наконец он обернулся, и по данному им знаку два человека в желтой одежде — помощники палача подошли к цыганке, чтобы опять связать ей руки.

Быть может, перед тем, как подняться на роковую телегу и отправиться в свой последний путь, девушку охватило раздирающее душу сожаление о жизни. Сухим, воспаленным взором окинула она небо, солнце, серебристые облака, разорванные неправильными четырехугольниками и треугольниками синего неба, затем взглянула вниз, вокруг себя, на землю, на толпу, взглянула на дома… И вдруг, в то время как человек в желтом скручивал ей локти за спиной, она испустила потрясающий вопль, вопль счастья. На балконе, там, на углу площади, она увидела его, своего друга, своего властелина, Феба, видение другой ее жизни!

Судья солгал! Священник солгал! Это точно он, она не могла сомневаться. Он стоял, прекрасный, живой, в ослепительном мундире, с пером на шляпе, со шпагой на боку!

— Феб! — крикнула она. — Мой Феб!

В порыве любви и восторга она хотела протянуть к нему дрожащие от волнения руки, но они были уже связаны.

И тогда она увидела, как капитан нахмурил брови, как прекрасная девушка, опиравшаяся на его руку, взглянула на него презрительно и гневно, как затем Феб произнес несколько слов, которые она не могла расслышать, и, как оба они исчезли за стеклянной дверью балкона, закрывшейся за ними.

— Феб! — вне себя крикнула она. — Неужели ты этому поверил?

Чудовищная мысль пришла ей на ум. Она вспомнила, что приговорена к смерти за убийство Феба де Шатопера.

До сей поры она все выносила. Но этот последний удар был слишком жесток. Она без чувств упала на мостовую.

— Живее отнесите ее в телегу, пора кончать! — сказал Шармолю.

Никто до сих пор не приметил на галерее среди королевских статуй, изваянных прямо над стрельчатой аркой портала, странного зрителя, который до этого мгновения пристально наблюдал за всем происходившим; он был так неподвижен, так далеко вытянул шею, он был так безобразен, что если бы не его лиловокрасное одеяние, то его можно было бы принять за одно из каменных чудовищ, через пасти которых вот уже шестьсот лет извергают воду длинные водосточные трубы собора. Зритель этот не пропустил ни одной подробности из всего, что происходило перед порталом Собора Богоматери. И в первую же минуту, никем не замеченный, он туго привязал к одной из колонок галереи толстую узловатую веревку, а другой конец свесил на паперть. После этого он принялся спокойно глядеть на площадь, посвистывая по временам, когда мимо пролетал дрозд.

Внезапно, в тот самый миг, когда помощники палача собирались исполнить равнодушно отданный приказ Шармолю, этот человек перескочил через балюстраду галереи, ногами, коленями, руками обхватил узловатую веревку и, словно дождевая капля, скользящая по стеклу, скатился по фасаду собора; с быстротой падающей с кровли кошки он подбежал к двум помощникам палача, поверг их наземь ударом своих огромных кулаков, одной рукой схватил цыганку, как ребенок куклу, и, высоко взнеся ее над своей головой, бросился в храм, крича громовым голосом:

— Убежище!

Все это было проделано с такой быстротой, что, произойди это ночью, одной вспышки молнии было бы достаточно, чтобы все увидеть.

— Убежище! Убежище! — повторила толпа, и рукоплескания десяти тысяч рук заставили вспыхнуть счастьем и гордостью единственный глаз Квазимодо.

Эта неожиданность заставила осужденную прийти в себя. Она разомкнула веки, взглянула на Квазимодо и тотчас же вновь их смежила, словно испугавшись своего спасителя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Коллекция «Гарфанг»

Духовидец. Из воспоминаний графа фон О***
Духовидец. Из воспоминаний графа фон О***

Неоконченная повесть Фридриха Шиллера «Духовидец».Вторая половина XVIII века — не только благодать Просвещения, это эпоха мрачных тайных обществ, орденов сомнительного египетского происхождения, исступленной веры в непременные ужасы загробного мира.«Я увлеченно читал книгу, которую, как и всякий, кто в то время хоть сколько-нибудь был предан романтизму, носил в кармане. Это был Шиллеров "Духовидец"». Так вспоминает Э. Т. Гофман.Знаменитый мастер черной фантастики Ганс Гейнц Эверс (1871–1943) рискнул продолжить и закончить «Духовидца». Этот писатель резко усилил жестокую безысходность повести. Обманы, разоблачения, неутолимая ревность, кошмар неразделенной любви. И над всем этим — инфернальные гримасы загробных инициаторов наших гибельных страстей и не менее гибельных иллюзий.

Ганс Гейнц Эверс , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер , Фридрих Шиллер

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика
Наваждение
Наваждение

Жизнь Изабеллы скучна и предсказуема. Усилиями своей тётушки и подруги она помолвлена с Маршеллом Стоуксом, преуспевающим юристом. Но случай странным образом вмешался в жизнь Изабеллы. Её тётка, миссис Мур хотела купить большой старинный дом, в котором по слухам происходят необъяснимые вещи. Молва рассказывает о призрачной комнате в доме, которая время от времени появляется и исчезает. Девушка попадает в эту комнату и там переживает доселе неведомые чувства. Там она встречает хозяина дома, мистер Генри Джаджа. Он очень взволновал Изабеллу и заставил её ощутить себя растерянной и усомниться в правильности своей будущей свадьбы с Маршеллом. Возможно ещё один визит в тайную комнату поможет ей лучше разобраться в своих желаниях…Дэвид Линдсей (1876–1945) — английский писатель, автор знаменитого ныне романа «Путешествие на Арктур». Одинокий, отчужденный, странный, не признанный при жизни Дэвид Линдсей сейчас расценивается как один из выдающихся мэтров «черной фантастики». В романе «Наваждение» Линдсей представил загадочное переплетение скучной и никчемной человеческой жизни с призрачной и жестокой волей потустороннего.

Дэвид Линдсей

Фантастика / Классическая проза / Ужасы и мистика / Прочие Детективы / Детективы / Проза

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза