Алхимия желания

Я вытащил складной брезентовый стул и сел в ожидании чая. Мне всегда нравилась наблюдать за работой Ракшаса. Ловко управляясь одной рукой, он отвинтил крышку лампы, вставил воронку, налил керосина из пластикового бидона, плотно завинтил — все это время крепко держа лампу между ног — с шумом открыл стеклянную посуду, дернул фитиль, взял свечку, поджег фитиль, снова закрыл стекляшку, тщательно вытер ее сухой тряпкой, затем отставил горящую лампу в сторону и поставил между ног другую потухшую. Во время этой процедуры обрубок властно раскачивался, продолжая отбивать ритм.

— Крыша Бидеши Лал выдержит? — спросил я.

— Конечно, выдержит, сахиб, — ответил он с обычным оптимизмом. — Это не самый свирепый шторм, который видел этот дом или еще увидит.

— Ветер когда-либо срывал крышу этого дома?

Ракшас поставил третью зажженную лампу рядом с двумя другими, вытащил из кармана своей рубашки пробку из зелено-черного вещества, откусил кусок, потер между пальцами, набил его в чиллум и поджег его свечкой. Сладкий опьяняющий аромат начал витать в комнате, вытесняя запах керосина и имбиря. Ракшас прислонился к стене, желтый свет лампы озарил его сильные черты, он выпустил дым через сложенные руки и сказал:

— Сахиб, когда придет время, ничто не сможет помешать ему. Ни талантливые плотники, ни самые длинные гвозди, ни самые сильные стальные стяжки.

— Так ветер когда-нибудь срывал крышу? — повторил я свой вопрос.

Ничего не ответив, Ракшас встал, снял с плиты чайник, нацедил два стакана, протянул один мне, затем пошел и сел на то же место в той же позе, прислонившись к стене. Шумно затянувшись, он сказал с серьезным видом деревенского рассказчика:

— Послушай, сахиб, я расскажу тебе о том, как первый раз ветер сорвал крышу этого дома.

— Да, — сказал я.

Ракшас рассказал, что Индостан не был тогда свободным.

— Белым людям понадобилось много лет, чтобы уйти, а дорога в Найнитал была простой лошадиной тропой. Гулдаар правил холмами, а вода была такой чистой, как нектар. Мне было шесть лет, и мы жили с моей матерью рядом с Рамгаром. Моего отца почти всегда не было: он работал в Гетии. Мы приехали навестить семью моего дяди в Биирбхатти. Мой дядя работал на винокуренном заводе и каждые выходные приносил домой цистерну пива, которую мы все выпивали. Его сына звали Вир Бахадур Сингх. Все думали, что его имя означало «храбрый» — но его назвали в честь пива, которое мы пили.

Я засмеялся. Но он оставался серьезным. Дождь и ветер завывали снаружи, обрушиваясь на двери, окна и обстреливая стеклянные панели. Некрашеные оконные рамы начали принимать удар маленьких капель.

Наслаждаясь сигаретой, он закрыл глаза и продолжил свой рассказ:

— Был поздний летний вечер, наподобие этого, мой дядя только что вернулся домой с цистерной пива. Мы все сидели снаружи нашей хижины и пили, когда мой дядя внезапно поднял голову посмотрел на равнину и увидел, что поток обрушился на Катгодам. Он подпрыгнул с криком: «Все поднимайтесь! Быстро! Все заносите внутрь!» Мы посмотрели туда, куда он показывал: на нас двигались чудовищные черные тучи, словно поднимающаяся паровая машина из Дели. Моя тетя громко запричитала, тогда мы все побежали хватая, вещи и занося их внутрь. Через минуту забегала вся деревня, все кричали друг на друга. Той ночью неизвестно что двигало Всевышним, но он решил преподать нам урок. И я скажу тебе, сахиб, что более чем за пятьдесят лет я много что повидал, но ничего подобного я никогда больше не видел. И позволь мне сказать, что я никогда так не боялся — даже когда гулдаар зажал мою руку челюстями.

Я сделал глоток чая. Чудесно. Это то, что мы называем «шуррхай»: много сахара, очень горячий чай, его нужно пить с громким причмокиванием. Шуррр…

Ракшас ответил своим собственным «шурр» и продолжил:

— Я прижался к матери, когда буря обрушилась на нас со всех сторон. Ветер завывал так громко, что, даже стоя рядом, нам приходилось кричать, чтобы нас услышали. И дождь, маадерход, дождь! Это были не капли. Это было так, словно кто-то вылил огромную реку на наши головы. Потом ночью начало срывать крыши.

Подошла Багира и легла у моих ног. Я наклонился и начал гладить ее густую шерсть. Ее мех был темней безлунной ночи. Породистый бхути с согнутым левым ухом, которое никогда не поднималось. У Багиры был уравновешенный характер жителя гор: она никогда не просила есть, никогда не лаяла без причины. Все местные ее боялись, потому что в горах была хорошо известна жестокость бхути. Говорили, что пара бхути может справиться даже с пантерой, если повезет.

— Когда начало сносить крыши, кто-то застучал в нашу дверь, и мой дядя побежал на помощь. Ветер был таким сильным, что мы не могли закрыть дверь, когда она открылась. Нас было десять человек, включая мою мать, тетю и кузин, мы собрались вместе, но ветер наполнил дом, и все носилось по воздуху. Тогда сосновые балки, гвозди, веревки, стальные стяжки начали трещать, и дрожащая крыша запрыгала. Раздался треск, мы посмотрели на темное, дождливое небо, бессмысленно держась за дверь, которая больше не могла нам помочь, — сказал Ракшас.