Алхимик

— Нет, господи, нет! Сара! — Изо рта жены хлестала кровь, заливая подушку. Сжимая в руке телефонную трубку, он набрал 999 и свободной рукой вытер покрытый испариной лоб. — Все будет хорошо, все будет хорошо.

Ее словно било электрическим током, она дергалась и содрогалась, а затем ее свело судорогой.

Алан Джонсон стоял, глядя на тело жены, распростертое на металлическом столе реанимационной палаты травматологического отделения; ее окружали врачи и санитары скорой помощи и какие-то фигуры в зеленых хирургических халатах — сюда же тянулись трубки и провода, подсоединенные к мониторам, висели капельницы.

Женился он сравнительно поздно, в тридцать семь лет, главным образом из-за своей застенчивости в отношениях с противоположным полом. Мужчина слабого телосложения, поклонник старомодных ценностей, он работал младшим бухгалтером в машиностроительной фирме и встретил Сару на занятиях по изучению Библии в их местной церкви. Она была тихой, мягкой девушкой и работала счетоводом в фармацевтической исследовательской лаборатории. У нее были прямые светло-каштановые волосы, которые она собирала в аккуратную прическу, чтобы она соответствовала ее скромному поведению. Крики для нее были явлением из ряда вон, так же как пряди спутанных влажных волос, прилипших к лицу.

У него упало сердце, когда он увидел, как стоящая над Сарой медсестра прижала ей к лицу кислородную маску. Только что медики сделали попытку ввести ей интратрахеальную трубку, но мускулы гортани так свело спазмами, отвергая ее, словно тело хотело сберечь каждую каплю оставшихся сил, чтобы помочь выбраться ребенку.

Он сжал холодную влажную руку жены, но ответа не почувствовал. Он сделал еще одну попытку, умоляюще глядя на Сару в ожидании какого-то сигнала, но веки ее оставались закрытыми. Он растерянно обвел взглядом помещение: анестезиолог старательно менял капельницу на штативе; у акушера были красные от недосыпания глаза, его подняли с постели в три утра.

— Она поправится?

Поверх края маски на него смотрели умные серые глаза. Голос был низкий, мягкий и спокойный, но он мало что мог предложить. Палец показал на зубчатую оранжевую линию на мониторе, который отслеживал биение сердца плода.

— Мистер Джонсон, это показывает, что ребенок гиперактивен, но временами возникают долгие периоды ослабленного сердцебиения. Ребенок испытывает серьезные внутриутробные осложнения. — Он помолчал. — Если мы решим спасти ребенка, нам придется делать кесарево сечение, но существует реальная возможность, что ваша жена не перенесет анестетика. Она предельно слаба. Боюсь, что вам придется принимать решение.

— Решение? — эхом откликнулся Алан Джонсон, плохо понимая, что происходит. Он вопросительно посмотрел в спокойные глаза акушера, и голос у него дрогнул. — Ч-ч-что в-в-вы… вы советуете?

Акушер все объяснил ему с максимальной мягкостью:

— Мистер Джонсон, я не думаю, что у вашей жены есть хоть один шанс на спасение, если мы ее не прооперируем. В ходе родов ребенок убьет ее. В случае же операции есть шанс, что она выживет… и ребенок тоже.

Алан Джонсон заломил руки и медленно склонил голову.

— Прошу вас, приступайте… вам лучше начинать.

Ему позволили остаться в операционной, и теперь он стоял в тыльной части ее — в халате, маске и белых бахилах, рядом с аппаратом для анестезии; его взгляд перебегал с безжизненного лица жены на мониторы. Он думал о кроватке в маленькой верхней комнатке их дома с желтыми стенами и синими плинтусами, которые он сам красил, с бумажными бордюрами с колыбельными песенками, которые крепили они с Сарой, о колясочке, об игрушках и о детской одежде, которую они покупали, еще не зная, кто у них будет, мальчик или девочка.

До последних нескольких месяцев их брак был полон блаженства. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким счастливым. Он понимал, что ему стоило бы знать — за все надо платить. Бог никогда не преподносит дары, ничего не требуя взамен, хотя порой трудно понять причины Его требований. Но Бог всегда прав, и они знали, что, какие бы страдания Он им ни причинил, любит Он их так же крепко, как и они Его.

Первые три года их брака Он их испытывал, не давая Саре забеременеть, хотя они регулярно и страстно занимались любовью. Они понимали ценность этих испытаний, которые заставляли их осознавать, что право на создание человеческой жизни еще надо получить. Доктор Хамфри прописал курс лекарства, которое помогало забеременеть. Оно называлось «Матернокс», и через три месяца после начала приема его Сара забеременела.