Алхимик

Со вчерашнего утра Коннор почти ничего не говорил; каждый раз, как Монти открывала глаза во время прерывистого сна на неудобном сиденье в салоне самолета, он все так же сидел, склонившись над экраном, заполняя его рядами цифр, букв и символов, в которых она смутно опознавала какой-то код программирования.

У Коннора был план.

У нее тоже был план. Правда, ее энтузиазм по его поводу таял и тускнел, но тем не менее пока еще присутствовал. Сэр Нейл Рорке.

Его личность пользовалась всеобщим уважением. Он возглавлял благотворительные фонды, патронами которых были королева-мать и принц Чарльз. Королева удостоила его рыцарского звания. Он был председателем правительственного мозгового центра и фотографировался с Джоном Мейджором. Сэр Нейл будет потрясен, узнай он, что происходит в компании, номинальным председателем которой он считается.

Иначе и быть не может, потому что он был единственной опорой, на которой зиждились все ее надежды. Единственным человеком, у которого имелось достаточно связей, чтобы пресечь то влияние, которым Левайн пользовался в полиции. И конечно же он относился к тем людям, у которых на первом месте нравственные принципы. Невзирая на то, какие акционеры входили в его компанию.

Но прежде чем она обратится к Рорке, ей необходимо убедиться, что Уэнтуорт, живой и здоровый, находится в редакции, и передать ему копии диктофонной ленты и распечатку «Досье Медичи». Правда, пока ее план носил академический характер. То есть все зависело от Коннора.

Он встал и постарался поймать ее взгляд.

— О'кей, — сказал он. — Уносим ноги отсюда.

Они обменялись взглядами. Коннор положил свою сумку на багажную тележку и снялся с места. Пятью минутами позже Табита Донахью сделала то же самое. Монти подождала еще пять минут и покатила свою тележку с багажом.

В зале таможенного досмотра она прошла зеленым коридором, а когда покинула его, Коннора и его матери уже не было видно.

На такси она добралась до «Шератона», где ее ждал заранее заказанный номер.

Через тридцать минут она уже была на трассе М-4, сидя за рулем маленького «ровера» темно-багрового цвета. Стоял прекрасный солнечный день, и она подумала, что не по сезону тепло.

Внезапно она почувствовала острый укол в голове и на мгновение испугалась, что снова подверглась нападению. Но острота укола смягчилась, превратившись в тупую ноющую боль. Это все усталость, и ничего больше, подумала она. Кроме того, небольшое обезвоживание; рот у нее пересох, и она мечтала о глотке воды. Монти приостановилась, чтобы опустить окно. Скоро все наладится.

Синий «ниссан» Губерта Уэнтуорта стоял перед гаражом, и при виде его Монти испытала облегчение, если не считать, что слегка удивилась, увидев машину у дома в два часа дня. Портьеры в гостиной были опущены. Она нажала кнопку звонка, но реакции не последовало. Тогда Монти взялась за медный дверной молоток и с силой опустила его. Без ответа.

Монти обошла дом, оказавшись у задних дверей. На ступеньках стояли две пинты молока. Она громко постучала и почему-то решила взяться за дверную ручку. К ее удивлению, дверь приоткрылась.

Помявшись на пороге, она тем не менее вошла в дом и с удивлением услышала разговор. Она замерла на месте, прислушиваясь. Мужчина, голоса которого она не знала, распространялся о человеческих отношениях и физической привлекательности:

«Мы совершенно не понимаем, как много мы должны нашим родителям. Например, любовь к определенному цвету кожи. Мы считаем совершенно естественным…»

Телевизор, догадалась Монти. Набрав в грудь воздуха, она крикнула:

— Мистер Уэнтуорт? Алло?

В раковине лежала использованная тарелка, а на кухонной доске валялась шкурка от мандарина. Хозяин должен быть дома.

Удивляясь его отсутствию, Монти заглянула в гостиную. В ней было слишком жарко и душно. Телевизор был включен, работал на полную мощность, создавая впечатление, что обитатель гостиной вышел на минутку.

Она прикрыла дверь и неохотно глянула на лестницу, испытывая нервное напряжение. Еще пару раз окликнув хозяина, она начала подниматься к полутемной площадке.

— Мистер Уэнтуорт? — Ее собственный голос звучал как-то странно, выше, чем обычно. Она постучала в дверь и медленно, с опаской открыла ее. Но комната представляла собой маленький кабинет, и он был пуст. Тогда она постучала в соседнюю дверь, которая была чуть приоткрыта, и замерла в ожидании.

Из этой комнаты шел густой запах экскрементов.

Желудок у нее свело спазмом, и, затаив дыхание, она слегка толкнула эту дверь.

Первое, что ей бросилось в глаза, был опрокинутый деревянный стул. Следующее, что она увидела на долю секунды, вне всякого сомнения, должно было быть манекеном. Он болтался на электропроводе, свисающем с потолка; с пластиковым мешком на голове, в кружевном лифчике, в панталонах, в ажурных чулках с подвязками.

О силы небесные, нет! Только не это!Тихий стон ужаса сорвался с ее губ.

«О боже, — подумала она, — какой ты грязный ублюдок, доктор Кроу! Гнусный, мерзкий подонок».