Алхимик

Он помолчал секунду, прикидывая, как бы ему признаться, потому что не хотел снова выслушивать упреки. Но он знал, насколько бесполезно что-то скрывать от нее, — она всегда видела его насквозь. Она могла читать его мысли столь же четко, словно они сияли перед ней на телевизионном экране.

— Да, — сказал он.

В свои пятьдесят пять она была все так же красива. В ее длинных черных волосах появились седые пряди, но они скорее добавили цветовой эффект, чем обозначили возраст. Классические черты лица все так же украшали большие голубые глаза, разительно отличавшиеся от тех, которые смотрели на него со страниц каталогов и журнальных реклам, что она продолжала хранить в комоде.

Как бы она ни смущала его перед друзьями детства своим странным поведением, теперь, глядя на нее, он понимал, что никогда не переставал любить ее. За все, что она дала ему как мать, он обожал ее.

— Ты еще поспишь или хочешь попить? — спросила она.

Коннор посмотрел на часы; было десять минут четвертого. Но завтра — последний день, который он сможет провести с ней.

— Попить я бы не отказался. Прости, что разбудил тебя, мама.

— Ты не… Я не спала.

Он вылез из постели и накинул халат. По дороге в кухню он слышал, как начал кипеть чайник, и ощутил легкий аромат только что раскуренной сигареты. Этот дом в стиле сельского ранчо годами жил и процветал стараниями его матери. Он начал свое существование как скромное бунгало в районе, который назывался просто Джорджтаун — без адресов. Это немало значило для отца — он предпочитал жить в скромном доме, стоящем в хорошем месте, чем в доме побольше, но расположенном невесть где. Отец обладал жесткими и неизменными взглядами на все окружающее.

Мать сделала травяной чай, хотя прекрасно знала, что Коннор терпеть его не мог, и отнесла чашку в старую гостиную, которой сейчас пользовались только в тех случаях, когда мать чего-то боялась. Когда он был совсем маленьким, вся семья собиралась именно здесь. Но в течение этих лет мать решительно изменила ее облик. Стены и потолок она отделала дубовыми панелями, и теперь пребывание в этой гостиной вызывало у него клаустрофобию, которая усиливалась наличием двух стен с книжными полками от пола до потолка, забитыми трудами по оккультизму и гримуарами. Полки в продуманном беспорядке, чтобы обеспечить доступ к определенным книгам, были обильно заставлены кристаллическими образованиями самых причудливых форм, странными каменными и бронзовыми фигурками горгон.

Всегда опущенные тяжелые пурпурные портьеры надежно скрывали окружающий мир. По обе стороны камина с его зубчатой решеткой неподвижно, как часовые, сидели две бирманские кошки. Рядом с ними день и ночь, круглый год тлели две пахучие палочки. Прямо над очагом на стене висела тяжелая вытканная пентаграмма, по обе стороны которой стояли две высоких черных свечи.

Его мать, облаченная в длинный черный пеньюар, легко опустилась на один из двух уютных диванчиков и замерла. Перед ней стоял маленький деревянный столик, за которым она и проводила свои сеансы. На нем располагались стеклянный шар, невысокая стеклянная пирамида и несколько других эзотерических предметов. С дальней стены вереница масок вуду угрожающе смотрела на монитор ее компьютера, с помощью которого она в более спокойные времена извлекала из Интернета оккультные новости, по факсу и электронной почте посылала истолкования гадания по картам Таро и давала консультации по духовному исцелению.

Закрытая дверь между двумя стенами книжных полок вела во внутреннее помещение, где она проводила свои сеансы и практиковала ритуальную магию. Коннору никогда не разрешалось входить в эту комнату; и хотя ребенком он часто стоял у двери, прижимаясь к ней ухом, но никогда не слышал из-за нее ничего иного, кроме бессмысленного речитатива.

Мать сделала глубокую затяжку и выдохнула дым в сторону потолочных панелей, украшенных резными оккультными символами.

— Коннор, я знаю, ты скажешь, что все решил, но я хочу, чтобы ты еще раз все обдумал. Я слишком много потеряла в жизни. И не хочу терять тебя.

— Ты не теряешь меня… я на другом конце телефонной линии, мы можем едва ли не каждый день посылать друг другу послания по электронной почте… да и меня ждет спокойная дорога.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — бросила она, и ее тон обрел резкость.

Он ничего не ответил.

— Ты просто не знаешь, во что ты ввязываешься. Может, я слишком многому научила тебя, внушила тебе ложную уверенность. Поверь мне, я сама видела это и знаю, что они могут сделать. Подумай еще раз, пока у тебя есть такая возможность.

— Мам, я решил.

— Ты не должен ехать. Есть и другие компании… прямо здесь…

— Мама! Мы это уже обсуждали тысячу раз. Я должен это сделать.

— Ты упрям, как твой отец.

— Я его сын, — спокойно ответил он.

3

Лондон. Октябрь 1993 года

«Вот что вы должны понять — за последние сто пятьдесят лет фармацевтическая промышленность перешла от продажи змеиного жира к контролю над будущим человеческой расы. Проблема в том, что его осуществляют те же продавцы змеиного жира».