Мы все боимся утратить то, что имеем, будь то наши посевы или самая жизнь. Но страх этот проходит, стоит лишь понять, что и наша история, и история мира пишутся одной и той же рукой.
Иногда встречались два каравана. И не было ещё случая, чтобы у одних путников не нашлось того, в чём нуждались другие. Словно и впрямь всё на свете написано одной рукой. Погонщики рассказывали друг другу о пыльных бурях и, сев в кружок у костра, делились наблюдениями над повадками пустыни.
Бывало, что к огню приходили и таинственные бедуины, до тонкостей знавшие путь, которым следовал караван. Они предупреждали, где нужно опасаться нападения разбойников и диких племён, а потом исчезали так же молча, как появлялись, словно растворяясь во тьме.
Вот в один из таких вечеров погонщик подошёл к костру, у которого сидели Сантьяго и англичанин.
— Прошёл слух, будто началась война между племенами.
Наступила тишина. Сантьяго почувствовал, что, хотя ни слова больше не было сказано, в воздухе повисла тревога. Ещё раз убедился он, что понимает беззвучный Всеобщий Язык.
Молчание нарушил англичанин, осведомившийся, опасно ли это для них.
— Когда входишь в пустыню, назад пути нет, — ответил погонщик. — А раз так, то нам остаётся только идти вперёд. Остальное решит за нас Аллах, он же и отведёт от нас беду, — и добавил таинственное слово: — Мактуб.
— Ты напрасно не обращаешь внимания на караван, — сказал Сантьяго англичанину, когда погонщик отошёл от них. — Присмотрись: как бы ни петлял он, однако неуклонно стремится к цели.
— А ты напрасно не читаешь о мире, — отвечал тот. — Книги заменяют наблюдения.
Люди и животные шли теперь быстрее. Если раньше они проводили в молчании дни, а собираясь на привале у костров, вели беседы, то теперь безмолвны стали и вечера. А потом Вожатый запретил разводить костры, чтобы не привлекать к каравану внимания.
Чтобы спастись от холода, путники ставили верблюдов и лошадей в круг, а сами ложились вповалку внутри его. Вожатый назначал вооружённых часовых, которые охраняли бивак.
Как-то ночью англичанину не спалось. Он позвал Сантьяго, и они начали прогуливаться вокруг стоянки. Светила полная луна, и Сантьяго взял да и рассказал англичанину всю свою историю.
Особенно потрясло того, что юноша способствовал процветанию лавки, где торговали изделиями из хрусталя.
— Вот что движет миром, — сказал он. — В алхимии это называется Душа Мира. Когда ты чего-нибудь желаешь всей душой, то приобщаешься к Душе Мира. А в ней заключена огромная сила.
И добавил, что это свойство не одних только людей — всё на свете, будь то камень, растение, животное или даже мысль, наделено душой.
— Всё, что находится на земле, постоянно изменяется, потому что и сама земля — живая и тоже обладает душой. Все мы — часть этой Души, но сами не знаем, что она работает на наше благо. Но ты, работая в лавке, должен был понять, что даже хрусталь способствовал твоему успеху.
Сантьяго слушал молча, поглядывая то на луну, то на белый песок.
— Я видел, как идёт караван через пустыню, — сказал он наконец. — Он говорит с ней на одном языке, и потому-то она и позволяет ему пройти через себя. Пустыня проверит и испытает каждый его шаг и, если убедится, что он в безупречном созвучии с нею, допустит до оазиса. А тот, кто наделён отвагой, но не владеет этим языком, погибнет в первый же день пути.
Теперь оба глядели на луну.
— Это и есть магия знаков, — продолжал Сантьяго. — Я вижу, как проводники читают знаки пустыни, — это душа каравана говорит с душой пустыни.
После долгого молчания подал наконец голос и англичанин:
— Мне стоит обратить внимание на караван.
— А мне — прочесть твои книги, — отвечал юноша.
Странные это были книги. Речь в них шла о ртути и соли, о драконах и царях, но Сантьяго, как ни старался, не понимал ничего. И всё же одна мысль, повторявшаяся во всех книгах, до него дошла: всё на свете — это разные проявления одного и того же.
Из одной книги он узнал, что самые важные сведения об алхимии — это всего несколько строчек, выведенных на изумруде.
— Это называется «Изумрудная скрижаль», — сказал англичанин, гордый тем, что может чему-то научить своего спутника.
— Но для чего же тогда столько книг?
— Для того, чтобы понять эти несколько строчек, — отвечал англичанин не слишком уверенным тоном.
Больше всего заинтересовала Сантьяго книга, рассказывающая о знаменитых алхимиках. То были люди, посвятившие всю свою жизнь очистке металлов в лабораториях: они верили, что, если в продолжение многих и многих лет обрабатывать какой-нибудь металл, он в конце концов потеряет все свойства, присущие ему одному, и обретёт Душу Мира. И учёные тогда смогут постичь смысл любой вещи, существующей на земле, ибо Душа Мира и есть тот язык, на котором все они говорят между собой. Они называют это открытие Великим Творением, а состоит оно из двух элементов: твёрдого и жидкого.
— А разве недостаточно просто изучать людей и знаки, чтобы овладеть этим языком? — осведомился Сантьяго.