Алхимик. По следам Джордано Бруно

— Что ты услышал у стены древнего подземного дворика?

— Я ничего не понял; возможно, в этих словах не было смысла…

— Мне не важно, понял ты или нет! Что это были за слова?

— Что-то вроде «Абраксас — это петух, а петух поет перед рассветом».

— Это всё?

— Всё…

— Ты ничего не видел?

Пабло Симон покачал головой, но человек в капюшоне переспросил:

— Никакого действия? — при этих словах он достал медальон, висевший у него на шее и скрытый одеждами. В центре медальона виднелась фигура человека с головой петуха, одна его рука воздевала овальный щит, другая — копье. Фигуру окружали древнееврейские знаки и египетские рисунки. Было похоже, что медальон сделан из золота, инкрустированного синей смальтой и бриллиантами.

— Я ничего не видел, и никогда не видел ничего подобного… Что означает это изображение?

— Многое. Это символ Бога, у него триста шестьдесят пять добродетелей.

— Как дней в году…

— Ты умен, Пабло Симон! Теперь ты знаешь более чем достаточно, чтобы нас сожгли, расскажи ты об этом инквизиторам.

— Я ненавижу инквизицию, наверное, так же сильно, как и вы! Три дня назад они сожгли на городской площади маленького сына башмачника Николаса за то, что у него были нервные припадки, которые повторились во время обряда изгнания бесов. Когда он закричал на костре, мать пробралась сквозь строй конных стражников и попыталась его спасти. Тогда один из судей приказал бросить ее в огонь, мол, ею тоже овладел дьявол. А пока бедную женщину копьями заталкивали в костер, эти волки в одежде пастырей поднимали кресты и распевали фразы на латыни.

— Я тоже был свидетелем этой драмы, Пабло Симон, но нас должна объединять не ненависть, а любовь. Ты изучишь наши доктрины, и тогда возродится твоя вера в Иисуса Христа.

— А как же мои лекции в училище и химические исследования? Что я скажу, если вернусь через месяц или через год? Что я путешествовал? Я не смогу им ничего объяснить, и эти фанатики решат, что я стал невидимкой… Меня сожгут!

— Ты не можешь никого сжечь или сгореть сам; твое тело — да, может. Но не волнуйся, с тобой ничего плохого не случится, — ответил спокойным голосом человек в капюшоне и, позвав, видимо, своего ученика или помощника, приказал освободить руки и ноги молодого химика от оков.

Спустя несколько минут тяжелые дверные запоры задвинулись, и Пабло Симон остался один, наблюдая за танцем черных теней, отбрасываемых на стены большой сальной свечой.

Он не знал, что ангел судьбы ведет его сейчас к самому удивительному приключению, доступному человеку, — к путешествию в глубь самого себя.

Он проснулся среди ночи, бормоча:

— Я должен освободиться из этих руин…

И словно далекое эхо повторило его слова, но смысл их изменился. Эхо говорило об освобождении души от рабской жизни, полной моральных и интеллектуальных ограничений, которые были свойственны ему до сих пор. Возможно, только этой ночью Пабло Симон научился «слышать»…

Глава III. Духовное становление

Дни проходили за днями, стирая своими невидимыми руками все земные страхи и опасения Пабло Симона. Иногда они приносили ему удивительные подарки: то вдруг исчезнет какое-то сомнение, то на несколько минут его посетит глубокое внутреннее спокойствие, то, созерцая рассвет и позабыв о мирских занятиях и обязанностях, он вдруг испытает чистую радость.

Постепенно его заточение становилось все более добровольным; ему уже позволялась полная свобода в некоторой части подземелий и относительная свобода — под присмотром его стражей — наверху, среди руин. В последнем случае его прогулки заканчивались с восходом солнца, ведь они должны были оставаться тайной для тех немногих горожан, что забредали в эти уединенные места.

Глубоко в его сердце начала расти надежда, как прорастает из зерна хрупкий, но могучий стебель; в силу того же божественного закона его внутренние стремления перерастали его самого, становясь все более сильными, и в своем апогее превращались в скрытый пока образ кроны свершений.

Многое вызывало у него живой интерес, и прежде всего — личность таинственного человека в капюшоне, видимо одного из главных здесь, который расспрашивал его в первую ночь. Его голос казался Пабло Симону знакомым, хотя звучал не совсем естественно, как будто был изменен. Удивляла его и забота, которую по отношению к нему проявляли, удивлял и тот факт, что братство, насчитывавшее около полусотни членов, хотя и не располагало никакими видимыми денежными средствами, тем не менее имело все необходимое: еду, одежду, медикаменты, книги и инструменты. Он не раз видел огромные корзины с продуктами и дорогими лекарствами, которые потом оставляли где-то в городке для нуждающихся. Такая необычная милостыня приобретала особое значение, когда предназначалась семьям, обездоленным инквизицией. В таких случаях добавляли еще одежду, книги и небольшие суммы денег.