Пабло Симон едва держался на ногах и лишь благодаря контролю дыхания не трясся от холода. Он улыбнулся, подумав о бессмысленной жестокости своих тюремщиков, которые вывели его на зимний воздух промокшим насквозь. Не оказывая сопротивления, он поднялся по лестнице, и его ввели в одну из комнат первого этажа. Приходский священник, разные церковники и несколько гражданских и официальных лиц объединились там в судебную комиссию, возглавляемую Великим инквизитором.
После вопросов протокольного характера ему предъявили обвинения в людоедстве и колдовстве и множество других обвинений, модных в те времена. Подсудимый был погружен в свои мысли и не обращал внимания на клевету, пытаясь визуализировать, полностью ли уничтожено его чудовище, не осталось ли чего-то от алхимических лабораторий. Внезапно он прервал размышления, получив весть от своих братьев из ложи: он понял, что некоторые ученики пытаются его спасти, поскольку на улице, судя по звукам, происходили небольшие стычки. Меньше чем через полчаса его пригласили выступить в свою защиту.
— Братья! Я обращаюсь к вам именно так, ибо братство людей — это факт, признают его или нет. Я никогда не совершал ни одного из тех преступлений, в которых вы пытаетесь меня обвинить; я искал истину другим путем, чем вы, но, даже если и принуждал кого-то к этому пути, я ни разу не запятнал себя кровью. Надеюсь, однажды вы сможете сказать то же самое и о себе, не греша при этом перед истиной… Очевидно одно: я исследовал тайны Природы, изучал загадочный путь душ, ведущий через все царства и через несчетное число перевоплощений. Я изучал скрытую связь между теми «ангелами», которые управляют ходом планет, и теми, кто заботится об органах наших тел. Я доказал тождественность всех религий и, обучая людей, сражался с любыми сектами, которые присваивали себе всю полноту теологического знания, ведь встреча двух подобных сект сразу же выливается в насильственную борьбу. Послушайте! Я не «верю» в Бога, как и вы не «верите» в то, что у вас есть руки; вы «знаете», что они у вас есть, поскольку в каждое мгновение получаете тому подтверждение. Точно так же я вижу проявление Божественного во всем, и его существование для меня не вопрос веры, а очевидная, естественная реальность. Я знаю, что, согласно Универсальному Закону, оно в разных своих проявлениях управляет всеми существами, и оба его инструмента, блаженство и боль, — это творцы совершенства.
— Веришь ли ты в прощение грехов?
— Все религии советуют прощать, так учили их основатели. Но, братья мои, прощение убивает только ментальные зерна боли; нанесенный вред можно исправить, лишь пройдя через страдание, и никто не сможет возместить даже смерть муравья, и уж тем более ни один человек не способен расплатиться по долгам другого.
— Еретик! — взорвался священник. — Ты не веришь в искупление, дарованное человечеству жертвой Господа нашего?
— Какая удобная доктрина! Грешите, убивайте, разрушайте, корыстно веря в то, что жертва Учителя омоет всех вас… Да, его жертва могла бы омыть вас, если бы вы практиковали добродетели, которые он советовал практиковать. Его смерть — просто знак, который указывает на жизнь. Ему нужны были не почитатели, а последователи, те, кто шел бы по его стопам, практиковал бы добродетель и ненасилие. Что сказал бы этот владыка аскетизма, узрев роскошь, в которой живут ваши иерархи, что сказал бы он, глядя на ваши костры?
— Он бичом выгнал торговцев из храма…
— Так изгоните торговцев из своей души, очиститесь внутренне, и ваши храмы будут чистыми, поскольку люди в них будут внутренне чисты.
— Умолкни, богохульник! Признаешь ли ты обвинения, выдвинутые трибуналом, или нет?
— Я признаю только те обвинения, которые выдвигает мое собственное сознание, а вас я препоручаю суждению вашего!
По сигналу инквизитора двое солдат заставили посвященного преклонить колени, и тот не оказал ни малейшего сопротивления. Коротко посовещавшись, инквизиторы сообщили ему, что через семь дней его заживо сожгут на городской площади. Пабло Симону указали на дверь, и тот, вежливо поклонившись судьям, вышел из зала с улыбкой и высоко поднятой головой.
Через неделю, в назначенный срок, жертву, чье лицо заметно постарело, а тело было истерзано множеством ран, повели на центральную площадь. Руководители ложи, следуя указаниям, которые их Учитель таинственным образом передал им, снова заставили всех братьев по ложе хранить молчание.
И вот, когда его, опутанного цепями, оплевала и забросала камнями горстка зевак из разбушевавшейся толпы, когда его уже буквально тащили на руках, к нему верхом подъехал инквизитор и ехидно спросил:
— Где же твои друзья?
— Очень близко. Они помогут мне в докучной формальности — освободиться от физического тела.
— А что же они не бегут к тебе на помощь? Тоже боятся покинуть свои дьявольские тела?
— Послушайте, инквизитор, вот в чем разница: вы проповедуете смирение Иисуса Христа, а мы проповедуем свое собственное смирение…
Шутливый ответ привел начальника Святой инквизиции в ярость, и он стал избивать философа хлыстом.