– Сразу скажу: понятия не имею, где это. В качестве наводки – в той местности случался снег, но шел он редко, а когда таял, оставлял черные разводы. Может, там завод недалеко, а может, у котельной труба короткая.
– Будем искать…
– Флаг в руки. Опознать воспитателей я смогу, если память дурачка сойдет за доказательство.
– Это все равно ребенок!
– Знаю, но рассказать о себе он не может почти ничего.
Последующие семь ритуалов, проводившиеся строго через предписанный традицией интервал, показали, что все жертвы имели те или иные дефекты, затрудняющие опознание их личности и места жительства. Складывалось впечатление, что преступники принимали в расчет возможность вмешательства некроманта (о которых, теоретически, общество ничего не знало) и позаботились, чтобы работа экспертов криминального отдела была до предела затруднена. Лишь двое детей были действительно похищены (с моей точки зрения), остальных выкупили у родителей или усыновили. Особенно мне запомнилась слепая девочка, с самого начала заподозрившая новых «опекунов» в дурных намерениях, но не имевшая возможности ни убежать, ни сопротивляться. Обладая удивительно тонким слухом, она различила название места, куда ее везли, – Ундегар. Слово пугало, в ее странном сознании оно отождествлялось с огромным холодным пространством, но в реальности оказалось узкими щелями древних выработок, расположенными на юге Суэссона.
– Придется все там обыскать, – мрачно сообщил Брайен, – тоннели тянутся под землей на многие километры, пес знает, что там еще может обнаружиться.
Я серьезно рассматривал возможность привлечь к дознанию Шороха, но у развратного монстра существовали проблемы с конкретикой. Допустим, он сумеет отождествить умерших детей с найденными скелетами (что уже требует умственного усилия), но в бездне его странной памяти события пятилетней и пятитысячелетней давности были равноценны, для того чтобы извлечь из потока нечеловеческого сознания что-то путное, нужны дополнительные ключи.
И я доверил расследование чутким рукам мистера Брайена, взяв с него обещание держать меня в курсе дел.
Тем более что свободного времени становилось все меньше – мой алхимический бизнес наконец «пошел». Немудрено, ведь я разъезжал везде верхом на своей рекламе!
В Суэссоне мопеды не любили по объективным причинам: человек, приехавший куда-то на мотоцикле и чистым, вызывал нездоровый интерес. Неудивительно, что первым в моей новой практике стал заказ на уникальный амулет, отвращающий грязь от ветрового стекла.
– Так ведь дорого, нуждается в зарядке! Да и дворники для этого есть…
– Ты мне о дворниках не заикайся! – зловеще посоветовал клиент. – Сделаешь или нет?
Естественно, я сделал, хотя и удивлялся. Но удивление продержалось до первого зимнего дождя, продолжавшегося без перерыва три дня и превратившего весь Суэссон (по крайней мере все его дороги) в бесконечные потоки жидкой грязи. Да-а, в Краухарде такого не увидишь – горы у нас. Теперь я везде таскал с собой лишнюю канистру масла: рассекатели жрали его едва ли не больше, чем двигатель.
– Почва у нас мелкая, – заступался за родной край один из клиентов, – вот и развозит!
– А дорогу приподнять не судьба?
– Да кому это надо!
Нормальная дорога в Суэссоне была только одна (я специально ездил, чтобы убедиться в ее существовании) и происхождение имела легендарное: ее строили еще при королях. Широкая насыпь кое-где возвышалась над равниной на два метра, имела хорошо продуманную систему дренажа и водоотвода, благодаря чему просуществовала без ремонта до наших дней. Второй раз начинать такое титаническое строительство жители не собирались. И все ездили по уши в грязи… Пока количество застрявших намертво не превышало одного-двух за сезон, ожидать изменений не приходилось.
Жизнь этого края потихоньку становилась и моей. Я узнавал правильные маршруты во всякие важные места, имена нужных людей и некоторые местные обычаи, соблюдение которых здорово облегчало жизнь. Время шло. Получив от Лючика подробнейший письменный отчет о проведенных им зимних каникулах, я поймал себя на том, что достаточно давно не видел мистера Брайена и ни разу не интересовался, как продвигается его расследование. Образ шефа НЗАМИПС вызывал воспоминания пусть о частичной, но неудаче и активно вытеснялся из памяти. (Для черных такое нормально, в этом наша сила и наша слабость: мы не изводим себя душевными терзаниями и кошмарами по ночам, зато и сосредоточиться на мучительном переживании не можем.)