Алхимистика Кости Жихарева

Вот хозяйка и решила, что высокий и породистый босой Буслай – из этой же категории. И обижать мнимого оборванца нельзя ни в коем случае! Добрый Папа отпустит ему прежние прегрешения, очистит душеньку – а он вернётся и с чистой, свежей душой разгромит в отместку несчастное заведение!

По этой же причине не следовало даже заикаться о деньгах, а кормить и поить много и вкусно. Тогда можно расчитывать, что знатный господин оценит кухню и винный погреб и в следующий раз заявится с большой свитой, и уж тогда-то денежки потекут рекой!

Буслай тем временем приканчивал уже пятую миску спагетти, наматывая тонкие длинные нити непосредственно на кулак. Так было сподручней – вилок здесь не подавали.

– Так из какого же он семейства, милый мальчик?

В голову Филимонову, как назло, лезли сплошные итальянские автогонщики да футболисты. «А, будь что будет», – подумал он и бухнул:

– Феррари!

Старушка охнула и прошептала:

– А кто он герцогу – сын, племянник?

– Кузен, – облегчённо сказал Джульверн. – А что у вас подают на десерт, любезная?

…Конечно, в таверне можно сидеть на халяву до бесконечности, да и на ночлег устроиться в верхних комнатах тоже можно, только цель будет по-прежнему недостижимой.

Римляне и гости Вечного города, яростно жестикулируя, вели разговоры за каждым столом. Главной темой были чудачества нынешнего Папы.

– Надо узнать о нём побольше, – сказал ботан.

Он встал, спросил у хозяйки даровой кувшин самого лучшего и дорогого вина. Хозяйка поморщилась, но щедро наполнила посудину – а вдруг этот бамбино инкогнито тоже знатный синьор?

– Я пошёл в разведку, – доложился Джульверн Косте и, прижав к себе кувшин, направился к одному из столов, за которым сидели самые шумные и самые седые клиенты. Ведь что можно узнать у юнцов? Про девок да про драки?

Патриархи таверны с радостью усадили к себе свежего слушателя, да ещё такого щедрого.

Вы уже убедились, что ботан умел вытряхивать из болтунов информацию.

Чудным и загадочным было само появление нового Папы на престоле.

– Такого не припомнит даже старый пьяница Амброджо Фрескобальди, а ему скоро девяносто девятый пойдёт! – рассказывал скорняк Пьетро (так называли его приятели). – Обычно-то мы выходим на площадь перед собором моего святого тёзки и ждём, когда из дворцовой трубы повалит соответствующий дым. Потом на балкон выходит толстенный такой кардиналище и объявляет: у нас есть Папа! Выпивайте и закусывайте, христиане! Словом, сплошная дольче вита. А с нынешним не так всё было…

– Именно что не так! – подхватил сосед скорняка. – Совсем не так!

– А как? – спросил ботан и щедро плеснул говорящему в кружку.

Тот вытёр усы и продолжал:

– Да вот так: спать легли при одном Папе, а проснулись при другом!

Заговорили и остальные:

– Никаких выборов не было!

– Куда прежний Папа подевался – неизвестно!

– Святые отцы молчат, лишь глаза отводят, как мошенники!

– Так мошенники и есть! Святую воду, и ту разбавляют!

– Про всех не говори! А только видно, что все они как бы не в своей воле… Как бы очаровал их кто-то…

– Говорят, этот Папа ни одной молитвы не знает!

– На людях почти не бывает!

– Постов не соблюдает!

– И всё-то при нём не так!

– А ещё говорят, – понизил голос скорняк Пьетро, – что и не Папа это вовсе…

– А кто? – Джульверн затаил дыхание.

В ответ рассказчики хором насупились и замолчали. Тем более что и кувшин опустел.

Ботан хотел было подбодрить их, заказав ещё винишка, но тут раздался зычный голос:

– Базилетто, дружище! Какими судьбами в наших краях? Да ещё в таком виде? Неужели тебя ограбили разбойники? Это тебя-то, который сам любого…

– Антонушко, за ногу тебя и об угол! Так ты не утоп! А я-то за твою душу пудовую свечку поставил Николе Морскому!

Филимонов оглянулся.

Васька Буслаев обнимался с таким же здоровенным парнем в кожаном камзоле и в бархатном берете.

– Ну, за встречу-то можно? – сказал Буслай, обращаясь к богатырю.

– А с каких это пор всякая пузатая… – начал Васькин знакомец, но подоспевший Джульверн его успокоил:

– Это наш известный новгородский лекарь – у Василия Буслаевича ведь печень больная, ему нельзя…

Рекомый Антонушко с подозрением посмотрел на Костю.

– Лекарь, говоришь? С такой-то рожей? И чем он лечит – деревянным клистиром на большой дороге?

Ботан не растерялся:

– Бывает и такое! Лекарю ведь часто приходится ночью к больному спешить! Он же давал клятву Гиппократа!

Антонушко расхохотался и представился:

– Антонио Челентано из Генуи, негоциант! Бывал в ваших краях, пивал ваш мёд. Как это… пил вместе с усами мёд, да не попало в рот… Забыл уже, клянусь Вакхом!

– То-то я смотрю – лицо знакомое, – сказал ботан.

– Мы уже виделись раньше? – спросил кондотьер.

– Челентано у нас всякий знает, – сказал Джульверн. – Меня зовут Нил, а моего друга – Константин.

– Постой, – сказал синьор Антонио из Генуи. – Это не тот ли оруженосец Константин, которого обвиняли в смерти моего несчастного родственника Черилло, предательски убитого в Киеве?

– Я самый, – угрюмо сказал Костя. – Только я не убивал…

Надо же, как тесен выдуманный мир! Как всё в нём связано со всем!