Алкид: Начало (СИ)

Пока операция по ослаблению греков выходила на сцену, армия Трои, состоящая из тридцати пяти тысяч воинов, из которых пять тысяч — лучники и три тысячи — всадники. Большая часть стрелков разместилась на передней стене, ожидая команды капитанов. Первый Генерал применил такую же тактику, что и под Афинами — несколько рядов, которые непрерывно атакуют врага сверху. Широкие и толстые стены позволяли разбить три тысячи человек, которые были на стенах, на шесть рядов по пятьсот солдат в каждом. У каждого такого отряда было пятьсот «маслин», смазанных ядом мантикоры. Это было дано для первого залпа, чтобы ещё сильнее ослабить греческую армию. И сейчас стрелки переминались с ноги на ногу, проверяли луки, тетивы и своё снаряжение, ожидая начала первой битвы. За короткое время троянские солдаты успели вырыть глубокий полукруглый ров перед своими позициями. Это было сделано для того, чтобы замедлить гоплитов врага и заставить тех или открыться, или пытаться достать с другой стороны. Четыре метра не каждый может прыгнуть. И дополнительным сюрпризом были глубокие ямы с кольями, которые были разбросаны по полю. Скифы знали об их местоположении, поэтому легко могли обойти и не попасть в ловушку для греков. Дополнительно были натянуты тонкие металлические нити, о которые должна споткнуться кавалерия и пехота, если попадёт по нити. Она была чрезвычайно прочной, поэтому порваться не должна была. На деревьях леса, недалеко от поля, сидели лёгкие пехотинцы с копьями, которые должны были их метнуть во врага, который подойдёт слишком близко к лесу. Сама армия перед вратами была вооружена длинными тяжёлыми копьями, которыми можно было пронзить коня и всадника. Для знающих было ясно, что солдаты выстроились в фалангу — знаменитое построение, которое могло остановить практически любое наступление противника. Солдаты, через одного, держали длинные тяжёлые пики, готовясь надавить. Передний ряд ощетинился блестящими щитами и короткими копьями, которые смотрели вперёд. Щиты служили не только для защиты, но и для атаки. Яркое солнце отражалось от отполированных щитов. Солдатам оставалось лишь навести зеркало правильно, чтобы ослепить и, возможно, поджечь часть одежды греков. Но солдатам не нравилось ждать. Они хотели сразиться с вторженцами, но нельзя — можно было попасть в ловушку и, что намного страшнее, порушит планы Первого Генерала, который не знал поражений, одержав, тридцать пять побед подряд. Поэтому-то воины стояли прямо, но глаза их были устремлены на берег, где мелькали силуэты Скифских Стрелков, которые переезжали через поля, провоцируя стрелков на кораблях, которые только-только подплыли к берегу. Гектор крутил в руках меч-копьё, который подарил ему Алкид. Его взгляд был устремлён к берегу, на который греки пока не решались ступить. Воин думал о скорой битве. Поведутся ли враги на хитрость? Нападут ли сразу после манёвра Генерала? Или же отступят, чтобы зализать раны? Но другая мысль вытолкнула другие. Слова, что были сказаны не так давно. «Проявляй уважение к смелым врагам. Никогда не снимай с них доспехов и принеси их тела сородичам», — сказал Алкид перед своим уходом. К чему были эти слова? Не мародёрствовать? Уважать противника? Гектор не понимал, но запомнил фразу, надеясь разгадать её смысл позже. Воин повернул голову и посмотрел на Медею, которая стояла на стене и, приложив руку к сердцу, смотрела на побережье. Что терзает её? Почему она смотрит с такой болью туда? Как и Алкид, Гектор не умел читать женщин, поэтому отвернул голову и вновь устремил взор на корабли. Медея внимательно следила за скачущими стрелками, готовясь вытащить раненого своей магией. Но чаще она смотрела на серебряный шлем, который мелькал среди чёрных капюшонов. Каждый раз, когда шлем попадал в её поле зрения, колдунья вздрагивала, а сердце её сжимала тоска. Воспоминания настойчиво били в голову, заставляя помнить. Помнить тот разговор, ту пустыню, ту стену… Почему-то хотелось схватить Алкида и вытрясти из него все тайны, но магесса вовремя одёргивала себя — нельзя, иначе всему придёт конец. Но любые попытки запихнуть увиденное куда подальше проваливались, а слова того Рыцаря прочно вросли в память. Как и разговор с ним…