Обвиняемый явился как бы для оправдания. Народ умолк; воцарилась тишина. Ожидали, что Марций станет молить о прощении, он же начал говорить, не только ничем не стесняясь, но и обвинял народ более, чем то позволяла откровенность, и своим голосом и наружностью показывал мужество, граничившее с презрением и пренебрежением. Народ пришел в бешенство, явно выказывал свое неудовольствие и раздражение вследствие его речей. Самый дерзкий из трибунов, Сициний, посоветовавшись немного с товарищами по должности, громко объявил затем, что трибуны произносят Марцию смертный приговор, и приказал эдилам вести его на вершину Тарпейской скалы и оттуда немедленно сбросить в пропасть. Эдилы схватили его; но даже народу поступок трибунов показался чем-то ужасным и наглым, что же касается патрициев, они, в исступлении и ярости, кинулись на крик Марция о помощи. Одни толкали тех, кто хотел взять его, и окружили его, другие протягивали с мольбой руки к народу. Речи и отдельные слова пропадали в таком страшном беспорядке и шуме. Наконец, друзья и родственники трибунов, убедившись, что Марция можно отнять и наказать, только убив множество патрициев, посоветовали трибунам отменить необыкновенное наказание для подсудимого, смягчить его, не убивать его насильно, без суда, но подвергнуть суду народа. После этого поднялся Сициний и спросил патрициев, почему они отнимают Марция у желающего наказать его народа. В свою очередь, последние спрашивали их: "Для чего и почему вы желаете без суда наказать самым жестоким и беззаконным образом одного из первых людей в Риме?" - "Не считайте это предлогом для вашего несогласия и вражды с народом: он исполнит ваше требование, обвиняемый будет судим, отвечал Сициний. - Тебе, Марций мы приказываем явиться в третий рыночный день и убедить граждан в своей невиновности. Они будут твоими судьями".
XIX. ТЕПЕРЬ патриции были довольны решением и весело разошлись, взяв с собою Марция. В промежуток времени до третьего рыночного дня - рынок у римлян бывает каждый девятый день, который зовется "нундины", - объявлен был поход против антийцев, что давало патрициям надежду на отсрочку суда. Они рассчитывали, что война затянется, будет продолжительна, а за это время народ сделается мягче; гнев его стихнет или совершенно прекратится среди забот относительно ведения войны. Но с антийцами был вскоре заключен мир, и войска вернулись домой. Тогда патриции стали часто собираться: они боялись и советовались, каким образом не предавать им Марция в руки народа, с другой стороны - не давать вожакам повода возмущать народ. Заклятый враг плебеев, Аппий Клавдий, произнес сильную речь, где говорил, что патриции уничтожат сенат и совершенно погубят государство, если позволят народу иметь над ними перевес при голосовании. Но старшие и отличавшиеся приверженностью к народу сенаторы говорили, напротив, что, вследствие уступок, народ будет не груб и суров, а, наоборот, ласков и мягок; что он не относится с презрением к сенату, но думает, что последний презирает его, поэтому предстоящий процесс сочтет за оказываемую ему честь, найдет себе в ней утешение и что его раздражение прекратится, лишь только в его руках очутятся камешки для голосования.
XX. ВИДЯ, что сенат колеблется между расположением к нему и страхом перед народом, Марций спросил трибунов, в чем они обвиняют его и за какое преступление привлекают к суду народа. Когда они ответили, что обвиняют его в стремлении к тирании и докажут, что он думает сделаться тираном, он быстро встал и сказал, что теперь он сам явится перед народом для своего оправдания, не откажется ни от какого суда и, если докажут его виновность, будет готов подвергнуться любому наказанию. "Только не вздумайте изменить обвинение и обмануть сенат!" - сказал он. Они обещали, и на этих условиях открылся суд.
Когда собрался народ, трибуны начали с того, что устроили голосование не по центуриям, а по трибам, чтобы нищая: беспокойная, равнодушная к справедливости и добру чернь имела при голосовании перевес над богатыми, уважаемыми и обязанными нести военную службу гражданами. Затем, отказавшись от обвинения подсудимого в стремлении к тирании, как несостоятельного, они снова стали припоминать, что Марций раньше говорил в сенате, мешая дешевой продаже хлеба и советуя уничтожить звание народного трибуна. Трибуны придумали и новее обвинение - обвиняли его в том, что он неправильно распорядился добычей, взятой в области Антия, - не внес ее в государственную казну, а разделил между участниками похода. Это обвинение, говорят, смутило Марция всего более: он не был подготовлен, не мог отвечать народу тотчас же как следует. Он начал хвалить участников похода, вследствие чего зашумели те, кто не принимал участия в войне, а их было больше. Наконец, трибы стали подавать голоса. Большинством в три голоса вынесли обвинительный приговор. Его осудили на вечное изгнание.