«Да ладно, — подумал он, выводя машину со стоянки. — Как сумеем, так и сыграем. По крайней мере, от вмешательства в это дело дилетантов можно считать себя застрахованным. Если, конечно, Хромой не позаботится о том, чтобы заранее перекупить охрану центра…»
В конце концов от всех этих «если» и «вдруг» у него зверски разболелась голова. Дело шло к вечеру, дома его дожидалась пустая квартира, возвращаться в которую совершенно не хотелось. Он задумался: а чем, собственно, может занять свободный вечер одинокий мужчина средних лет? Да чем угодно, сказал он себе. Можно зайти в любой бар, в ресторан, познакомиться с такой же одинокой и симпатичной дамой… Да-да, именно в ресторан! Заказать себе и даме по бокалу мартини, поднести ей зажигалку, сказать комплимент… Но в первую очередь — заказать выпивку, потому что… Ну потому что… А что еще делать в ресторане? Жрать котлеты?
«Нет, — решил он, — ресторан отпадает, тем более что я только что оттуда. Есть я больше не могу, а пить мне нельзя, потому что я так решил. Значит, в ресторане мне делать нечего. Что остается? Кино, например. Так ведь там показывают то же, что и по телевизору, и вообще, несолидно это — в моем возрасте шастать по киношкам. Ну тогда… Тогда на выставку. На какую-нибудь, все равно на какую, поскольку ценитель искусства из меня никудышный. И если идти на выставку, то, опять же, чтобы закадрить там одинокую даму. Пригласить ее в ресторан… Вот черт, опять ресторан! Не надо в ресторан. Домой. Зажечь свечи, открыть бутылку хорошего вина…
Э, подумал он с тоской. Это что же получается? Получается, что я не мыслю себе культурный отдых без бутылки! А кто мыслит? Эта самая одинокая интеллигентная дама средних лет, которую я тут собирался закадрить, тоже очень удивится, если я прямо с ходу предложу ей нырнуть в постель — прямо с порога, без бутылки и свечей… Да и не нужна мне никакая дама! Что я буду с ней делать? Они от меня шарахаются, и правильно делают, потому что я либо принимаюсь мямлить, как пятнадцатилетний сопляк, либо с ходу беру быка за рога и называю вещи своими именами. Не умею я баб кадрить, пора уже в этом признаться. Не умею и не хочу.»
…На город спустились прозрачные летние сумерки, вдоль дороги, моргнув пару раз, зажглись фонари. Бросив взгляд вправо, Чиж увидел сияющую электрическим светом широкую витрину, над которой полыхала неоновым огнем вывеска продуктового магазина. В сплошном ряду припаркованных у обочины машин, как по заказу, мелькнуло свободное место, и майор загнал туда машину, даже не успев сообразить, что, собственно, намерен предпринять.
«Десятка» вошла в просвет между потрепанным «крайслером» и ярко-оранжевым, как морковка, и таким же остроносым «фольксвагеном» точно и плотно, как пробка в бутылочное горлышко. Чиж затормозил в сантиметре от высокого бордюра и заглушил двигатель. Он вынул ключ из замка зажигания, закурил и взялся за ручку дверцы, но задержался, чтобы дать себе несколько секунд на размышление.
Размышлять ему совсем не хотелось. О чем тут было размышлять? Приобрести бутылку водки во все времена было действием, не требующим размышлений, особенно при наличии денег. Деньги у Чижа водились, а причин оставаться трезвым и весь вечер слоняться по пустой квартире из угла в угол, напротив, не было. Все выглядело просто, как оконная замазка, и именно эта простота заставила Чижа медлить.
«Думай, — приказал он себе. — Думай, кретин! Сколько можно жить, повинуясь одним рефлексам? Днем — выслеживать, вынюхивать, пытаться перехитрить противника, который тоже живет рефлексами, между делом чисто рефлекторно встревать в какие-то драки, а по вечерам все так же рефлекторно глотать водку — не потому, что это весело, интересно или хотя бы вкусно, а просто потому, что ты так привык, что так делают все и ты не видишь иного способа убить время.
Ну хорошо, — успокаивал себя Чиж, — чего ты разошелся? Если тебе так приспичило, можешь испортить себе еще один вечер. Вся беда в том, что рядом нет никого, кому стоило бы что-то доказывать. Посмотрим, — решил он, задним ходом выводя автомобиль со стоянки. — В конце концов, это моя собственная жизнь, и, если я хочу слегка поупражняться в мазохизме, никто мне этого не запретит.»
…Тусовка на Гоголевском бульваре функционировала полным ходом. Собственно, Чиж не сомневался, что она «работает» едва ли не круглосуточно. Это было в порядке вещей: полузнакомые и совершенно незнакомые люди, собиравшиеся здесь, работали и учились в разные смены, жили своей жизнью, проворачивали какие-то дела, не имевшие никакого отношения к их увлечению музыкой «Битлз», и приходили сюда в удобное для себя время. Это была своеобразная отдушина, островок золотых шестидесятых, кое-как противостоявший бешеному напору будней. Сегодня Чиж ощутил это острее, чем в свой первый визит сюда, и невольно подумал, что многие из присутствующих наверняка имеют проблемы, аналогичные его собственным. Большинство из них, судя по лицам, не были анахоретами и стоиками, и их трезвость нуждалась в подпитке извне так же, как и у Чижа.