Совершенно обалдевший от такого напора Чиж послушно полез в холодильник и начал выставлять на стол все, что могло более или менее соответствовать определению "закусь". Лаптев снял наконец свою фуражку и понес какую-то сумасшедшую ахинею - что-то про дружбу, взаимовыручку, даже про корпоративную солидарность, помогающую противостоять разгулу организованной преступности. Все эти хорошие вещи каким-то неуловимым образом увязывались у него с ростом авторитета и материального благосостояния работников правоохранительных органов и, в частности, майора Чижа. Чижу, который понемногу приходил в себя, стало интересно, и он принялся жарить яичницу, чтобы немного потянуть время и не прерывать словоизвержение Лаптя. Подполковник принадлежал к тому типу людей, которые, начав говорить, могут остановиться лишь с очень большим трудом. Их гипнотизирует звук собственного голоса, и в таком полубессознательном состоянии они могут выболтать что-нибудь интересное. А в том, что на уме у Лаптя что-то очень любопытное, Чиж не сомневался: весь этот треп о дружбе и взаимовыручке в сочетании с бутылкой водки подозрительно напоминал пространное предисловие к какому-то весьма деликатному разговору.
Чиж повернулся, чтобы взять соль, и увидел, что Лаптев, продолжая болтать, что-то ищет в своем кейсе. Кейс лежал у него на коленях, крышка была слегка приподнята, и подполковник, придерживая ее левой рукой, шарил внутри правой, что-то там нащупывая. Перехватив взгляд Чижа, он перестал шарить, на мгновение замер, медленно вынул из кейса правую руку и так же медленно опустил крышку. Выражение его лица при этом ничуть не изменилось, но в бесцветных мутноватых глазках что-то подпрыгнуло - другого слова было просто не подобрать. Лапоть как будто вздрогнул, но незаметно, внутри собственной шкуры, и лишь его глаза выдали это непроизвольное движение.
- Что-то я разболтался, - сказал Лапоть еще фальшивее, чем в самом начале разговора. - Расскажи лучше, как отпуск. Чем занимаешься, Гаврилыч? Бабу себе еще не подобрал?
"Что-то не то с ним сегодня творится, - подумал Чиж. - Перегрелся он, что ли? Или эта бутылка уже не первая? Непохоже как будто... Интересно, что у него в чемодане?"
Он вдруг понял, что содержимое лаптевского чемодана его совершенно не интересует. Уж очень странным и одновременно знакомым был взгляд подполковника, когда он держал руку там, внутри, под крышкой... Точно таким же взглядом смотрел на Чижа Олег, медленно поднимая "вальтер" - то ли для того, чтобы засунуть его за пояс, то ли для того, чтобы влепить своему приятелю пулю между глаз.
"Галлюцинации начинаются, - решил Чиж. - Лапоть - киллер. Это уже на грани анекдота, причем чудовищно неприличного. Эх, Лапоть, Лапоть! Плакало мое воздержание..."
Он торжественно водрузил на стол сковороду с яичницей, выставил две рюмки и сел напротив Лаптева, не удержавшись от сомнительного удовольствия присмотреться к своему начальнику повнимательнее. Нет, Лаптев не был пьян. Возбужден - да, причем как-то странно, болезненно, но не пьян. Выпивкой от него даже не пахло, а пахло, напротив, дорогим одеколоном, хорошим табаком и - совсем чуть-чуть - привычной затхлой канцелярщиной.
Лаптев разлил водку, наполнив рюмки до краев, и предложил выпить за дружбу. Чижа от такого тоста слегка перекосило, но он мужественно поднял рюмку, чокнулся с Лаптевым и выпил залпом, передернувшись от уже основательно забытого вкуса. "Ах ты, крыса, - непочтительно подумал он о Лаптеве. - Что же ты затеял?"
Вторая пошла легче. Чиж выпил ее, как воду, и впервые за много дней почувствовал себя полноценной личностью. Ощущение вины буквально на глазах шло на убыль и наконец исчезло совсем.
- Нет, серьезно, - говорил Лаптев, распиливая вилкой яичницу: Чиж забыл подать ножи. - Сколько можно сидеть бобылем? Я уж не говорю о том, что разведенных да одиноких у нас продвигают не очень охотно, но самому-то каково? Нет, женитьба - дело сугубо добровольное, но это же не значит, что надо вообще баб не замечать! Неужто ты до сей поры по своей генеральше сохнешь? Кстати, я слышал, что она тебя на днях навещала...
Чиж автоматически кивнул и потянулся за бутылкой, намереваясь налить по третьей, но тут до него вдруг дошел смысл сказанного Лаптевым. Его словно ударили мокрой тряпкой по глазам. Жемчужный туман легкого хмеля, в котором блаженно тонул мозг Чижа, мгновенно рассеялся. Майор протрезвел в ничтожную долю секунды, но постарался не подать вида.
"Интересно знать, - подумал он, бросив на Лаптева короткий холодный взгляд, - от кого это ты слышал о визите госпожи генеральши? Неужели следил? Неужели же ты, гад, держишь меня под колпаком? Если да, то почему и каким образом? "Наружка"? Это вряд ли, это я бы заметил... Неужели "жучки"? Но за каким дьяволом это тебе понадобилось?"
Лаптев проглотил яичницу, сунул в рот кусок ветчины и блаженно закатил глаза.