Леня миновал Поклонную гору, выехал на Выборгское шоссе, вдоль которого выстроились мрачные кирпичные замки и дворцы «новых русских» первого призыва (значительная часть которых закончила свои дни в криминальных разборках кровавых девяностых или парилась на нарах) и современные таунхаузы менеджеров крупных западных компаний, свернул с шоссе на узкую заасфальтированную дорогу, проехал по перешейку между двумя Суздальскими озерами и оказался на Большой Болотной улице.
Здесь возникли некоторые сложности: часть старых домов на этой улице была снесена, на освобожденных участках полным ходом шло строительство новых зданий, поэтому разобраться с номерами было непросто.
Леня заметил на огороде возле одного из уцелевших бревенчатых домиков явно довоенной постройки повязанную цветастым платком женщину лет шестидесяти, вооруженную штыковой лопатой и ведущую безжалостную борьбу с сорняками. Затормозив возле забора, он окликнул ее и спросил, где находится двадцать седьмой дом.
Женщина распрямилась, воткнула лопату в землю, поправила платочек и только тогда проговорила:
– И не ходите вы к нему. Все равно он не продаст. К нему уж сколько приезжало и из Москвы, и из Сибири. Даже из самой Воркуты! Страшные деньги предлагали, а он ни в какую! Такой уж он человек – уперся и ни за что не согласится!
– Это вы про кого же? – поинтересовался Маркиз.
– Как про кого? Вы же двадцать седьмой дом ищете, стало быть, его, Станислава! Вы ведь дом у него хотите покупать? Только все одно – не продаст!
Разговорчивая огородница приблизилась к забору и доверительно понизила голос:
– Вот я бы давно продала! Моя бы воля – хоть сейчас! Продала бы да купила себе хорошую квартиру…
– Так что же вас останавливает? – полюбопытствовал Маркиз. Это было его ошибкой. Женщина оперлась на забор и приступила к развернутому ответу:
– Не что, а кто! Она, Ритка, невестка моя! Зараза бескультурная, жадоба неугомонная! Чтоб у нее глаза повылазили, чтоб ее ветром перевернуло и кверху ногами шлепнуло! Ни в какую не соглашается, боится, как бы я через то не разбогатела! А поскольку у нас дом с братом на двоих записан, мне без нее никак не продать! А он, Станислав-то, один живет, сам себе хозяин. Когда с женой разводился, она себе квартиру забрала, а его в эту сараюшку загнала. Так теперь-то, вишь, как эти дома подорожали! Она в своей хрущобе кукует, а он может сараюшку свою за страшные деньги продать и купить себе обалдительные хоромы!..
– Так все же, где двадцать седьмой дом? – прервал ее рассуждения Маркиз.
– Везет же некоторым! – вздохнула женщина. – Только все одно он не продаст, и не надейтесь… в общем, вон тот дом недостроенный видите? Хозяина посадили, так стройка-то и встала. Как раз за ним и будет двадцать седьмой!
Леня поблагодарил ее, проехал мимо недостроенного особняка и остановил машину возле покосившегося забора, за которым виднелась невзрачная, серая от непогоды избушка с торчащей над крышей кирпичной трубой. В огороде копошился сутулый мужчина неопределенного возраста с большим шишковатым носом и торчащими из-под мятой кепки рыжими волосами.
– Станислав? – окликнул его Маркиз.
Домовладелец бросил на него мрачный взгляд из-под козырька и проговорил:
– Проезжай! Проезжай по-хорошему, а то собаку спущу!
Никакой собаки поблизости не было, Леня выбрался из машины и подошел к калитке.
– Станислав, мне бы с вами поговорить надо.
– Сказано – проезжай! – хозяин угрожающе набычился. – Я свой дом не продам!
– Да я вовсе не по поводу дома! – Маркиз понизил голос. – Я вам хотел кое-какие марки показать…
– Марки? – Станислав оживился. – Так чего ж ты мне сразу-то не сказал?
– Не хотел на всю улицу кричать. Так мы что – здесь будем разговаривать или вы меня в дом пустите?
– Ну ладно, так и быть, заходи! – смилостивился хозяин и открыл калитку.
Они поднялись по рассохшемуся, давно не крашенному крыльцу и вошли в тесные сени. Хозяин сбросил с ног огромные галоши, перелез в разношенные войлочные тапки и прошел в комнату, пригласив Леню за собой.
Маркиз ожидал увидеть беспорядок и запустение, однако в этой комнате, к его удивлению, было чисто и прибрано. Дощатый пол был застелен чистыми домоткаными половиками, на круглом столе белела крахмальная скатерть, старенький комод закрывала кружевная салфетка. Казалось, Леня попал в дом не одинокого холостяка, а помешанной на чистоте старой девы.
– Ну, что за марки? – спросил хозяин, нетерпеливо потянувшись к Лениному портфелю.
Прежде чем отправиться к Станиславу, Леня заехал в филателистический магазин и купил там с десяток марок, чтобы было с чего начать разговор. Он открыл портфель и положил на стол конверт со своими покупками.
Станислава словно подменили. Он перестал суетиться, неторопливо выдвинул верхний ящик комода, достал оттуда пинцет и увеличительное стекло, точнее, старинную лупу на бронзовой ручке. Затем уселся за стол, вытряхнул на скатерть содержимое конверта и принялся разглядывать марки.
Это занятие заняло у него минут пять. Закончив, он сложил марки обратно в конверт и повернулся к Маркизу: