Алла и Рождество

Потом я пришла к выводу, что с ней лучше встречаться нечасто. Вовсе не из боязни. Объясню почему. Каждая встреча с ней остается в вас. Она скажет очень умную вещь, над которой я потом долго думаю и которую в результате делаю своим жизненным постулатом. Алла Борисовна всегда выдаст в беседе нечто драгоценное, а ведь жемчуг каждый день рассыпать нельзя.

«Рождественские встречи» в то время ценили выше всех музыкальных программ. Попасть в них — все равно что стать небожителем. Мы выступали сначала в «Олимпийском», а летом еще устраивались трехмесячные туры по стране, работали на стадионах. И всегда при аншлагах.

Конечно, когда мы начинали, нами владел патологический страх. Таких начинающих было достаточно. И все мы боялись, что Алла Борисовна пройдется с рейдом по нашим гримеркам и нас застукает — периодически мы позволяли себе выпивать. Ну а как же еще?! Жизнь артиста, особенно начинающего, полна невероятных творческих амбиций, и если Алла Борисовна уже знает, как тебя зовут, как же не отметить это!

А то, что она запрещала выпивки, конечно, правильно. Она и в этом великая. Приходила в наши гримерки просто для общения. И все внимали ее беседам вне зависимости от того, ругает она кого-то или хвалит. Она оставалась авторитетом во всех отношениях.

После «Рождественских встреч» все мы надеялись на взрыв интереса к себе. Ведь, к сожалению, экономическое положение актера такое, что деньги решают, творчеству быть или не быть. И мы постоянно удивлялись, что Алла Борисовна сама вкладывала свои деньги в общественную программу.

Это удовольствие много стоило. Художником приглашала самого модного и самого дорогого Бориса Краснова, сценического Корбюзье, специализирующегося в декорациях домов разных объемов. Сама из всех заграниц привозила реквизит, различные парики, а однажды раздобыла в Англии бутафорскую чудо-траву, привезла ее рулоны, и мы расстелили зеленые ковры на сцене, создавая подлинное ощущение сада и летнего дворика.

Все, что она делает, — прекрасно, но неправильно. У нее тоже есть семья, свои расходы на дом, ей тоже нужно готовить свои сольные концерты, что стоят недешево. Почему же не могут оценить и поддержать такое достояние, как «Рождественские встречи», мирные, добрые, красивые программы, которые могли бы развиваться, стать мюзиклами, идущими в «Олимпийском» много дней подряд, и туда бы приходили не только москвичи, но и жители районов и областей, которые съезжались бы на автобусах, как это было когда-то.

На первых наших «Встречах» мы получали очень маленькую зарплату, но считали, что для кабаре-дуэта ее достаточно: мы вообще были счастливы, что нам платят. А мы еще смотрим на Аллу Борисовну разговариваем с ней и преисполняемся гордости, что она поставила нас в программе на очень почетное место — перед своим выступлением. Представляете — два никому не известных человека, и вдруг перед Пугачевой! От этого с ума можно было сойти.

Вскоре мы стали почти постоянными участниками «Рождественских встреч», вроде бы их символическими фигурами. Конечно, случалось, когда Алла Борисовна, говорила:

— Нет, ребята, сейчас не вижу у вас песни, с которой вы могли бы у меня выступить!

К тому времени наши амбиции отпали, и мы понимали, что на творческий разговор обижаться нельзя. А с ее стороны в таком выводе не было ничего личного.

Помню, однажды решила показать ей свою новую работу. Она приехала в захудалый дом культуры, который арендовали для репетиций, далеко от центра. Зал на третьем этаже, лифта нет, высоченные пролеты. Она поднялась, уставшая, голодная, чувствовала себя плохо. Запыхавшись, села:

— Пожалуйста, начинай.

Ну, думаю, не может ей что-нибудь понравиться, когда такое настроение. А она посмотрела и как человек творческий и профессиональный сказала:

— Хорошо! Беру!

Ее «Рождественские встречи» стали сказкой, на которую она работает год. Их ждет вся страна, они стали главной елочкой. И ведь никто не знает, как тяжело это делать, выдумывать, мучиться, искать, чтобы не повторяться, бороться с усталостью. Мы, артисты, устаем, как и все. Скажем, песню, что открыла Алла Борисовна — «Тома, Тома» — мы с Сашей Цекало пели чуть ли не ежедневно в течение десяти лет. Нас уже тошнило от нее, а народ все равно просил ее петь.

Если бы меня спросили, что главное у Пугачевой, я бы сказала так: она — великое одиночество.

Независимо от того, что происходит в ее личных, семейных отношениях, не покидает ощущение, что она одинока по жизни. Она внутри себя одинока. И этим состоянием внутреннего одиночества она завораживает, этим она притягательна. Наверное, для творческого человека нет ничего более созидательного.

По Бердяеву, одиночество — стремление к общению. Такое стремление — большая сила, и те люди, что живут с этой очень тяжелой, очень нелегкой внутренностью, способны своей энергией одиночества покорять зрителей. Для них только такие артисты и представляют интерес. Счастливые люди на сцене, по-моему, одинаковы.

«На тот большак, на перекресток...»