«Но потом, — рассказывал Шаинский, — с каким-то трудом песню все-таки приняли. При этом мне сказали, что исполнителя я должен найти сам. И добавили, что он должен быть популярным. Я совершенно не разбирался в эстраде и спросил, кто же сейчас популярен. Мне назвали Муслима Магомаева и дали его телефон. Я позвонил: "Здравствуйте, Муслим Магомедович. Вот у меня есть песня, принятая в "Добром утре". Вы можете ее послушать?" — "Да", — ответил он приятным баритоном. Я прямо по телефону сыграл песню. "Муслим Магомедович, вам понравилась песня?" — "Да". — "Вы сможете ее исполнить?" — "Да". — "А когда?" — "Ну, примерно через полгода".
Полгода я никак не мог ждать и позвонил другому знаменитому певцу — Эдуарду Хилю, — поскольку он был из Ленинграда, то жил здесь в гостинице. Представился, объяснил, зачем звоню. "Ну что ж, приходите ко мне завтра в "Метрополь", тут у меня в номере фортепьяно стоит, сыграете". На следующий день в десять утра я прибегаю в гостиницу. Дверь в номер открыта, какая-то бабуля метет пол: "Что? Какой Хиль? Да он еще вчера вечером уехал…".
Я стал в панике обращаться к знакомым музыкантам и мне порекомендовали одного молодого певца. Мы быстро обо всем договорились, но в передаче мне вдруг сообщили, что программа уже сформирована. И из шести песен, которые в ней должны быть, пять поют мужчины. Нужна была женская песня. "Ну хорошо, — говорю я в отчаянии, — а кого вы посоветуете из женщин?" — "Ну, например, Анну Герман". А я даже не знал, что Герман живет в Польше. Не мог же я ее пригласить в Москву из Варшавы. Я взмолился: "Так что же мне делать? Значит, песня не пойдет?" — "Да, если не найдете певицу, то не пойдет… Правда, тут есть одна из художественной самодеятельности — голосок слабенький, еле поет… Мы несколько раз уже давали ее в эфир… Ну, даже письма приходили. Но вкус-то у народа понятно какой". — "А как ее фамилия?" — "Да зачем вам ее фамилия, она никому неизвестна" — "А все-таки?" — "Ну, Пугачёва…"».
Кто-то из редакторов предложил Шаинскому, чтобы эта самая Пугачёва записала песню без него, чтобы не смущать неопытную девушку: «Ну а если тебе не понравится ее исполнение, то песня не пойдет». Шаинский с горя согласился.
«Через пару дней я зашел на радио заполнить какие-то документы, и секретарша мне говорит: "Хотите увидеть вашу будущую исполнительницу? Вон в углу за роялем сидит". Я посмотрел — действительно сидит, разбирает мои ноты и что-то вполголоса напевает. Автор текста толкнул меня в бок: "Ты посмотри, что нам подсунули, да у нее совсем голоса нет…". — "Ладно, — отвечаю, — посмотрим". Потом, конечно же, не выдержал и явился на запись. Притаился, чтобы она меня не увидела. В студию скоро пришла Алла и начала петь. Вот тут я обалдел…».
Тогда в «Добром утре» проводился конкурс среди песен — «Мелодия месяца». То есть радиослушатели своими письмами высказывались в поддержку той или иной новой композиции, после чего выявлялся победитель. (Сейчас мы назвали бы подобное мероприятие хит-парадом, но в то время одно употребление такого «буржуазного» выражения повлекло бы за собой закрытие программы.) Песенка «Как бы мне влюбиться» получила грандиозное количество корреспонденции — прочие произведения оказались в явных аутсайдерах.
Трифонов ликовал и при каждой встрече с Козловым торжествующе поднимал вверх указательный палец: «Я вам говорил!». Козлов добродушно взирал на него сквозь стекла очков.
Шаинский тоже был воодушевлен. Он носился с нотами по этажам и вскрикивал своим зычным голосом: «Вот! Я еще одну песню принес! Ее только Алла будет петь!».
Это была песня «Не спорь со мной».
«Она тоже стала победителем конкурса! — смеялся Шаинский. — Скоро мне позвонил кто-то из "Доброго утра" и сказал, что, поскольку я уже второй раз стал победителем конкурса с одной и той же певицей, Союз композиторов выразил протест и обвинил передачу в нечестном подсчете голосов. "А что мы-то с вами можем сделать?" — спрашиваю. "Предлагаю вам такой план: откажитесь от вашего первого места. Мы его дадим другому. А вашу помощь редакции мы никогда не забудем". Я не согласился, а скоро этот конкурс вообще прекратили. Может, отчасти из-за нас с Аллой».
Валентин Иванович Козлов наслушался многого по поводу этой «бездарной девицы». Главный редактор музыкального вещания Калугин, сам композитор, к тому же председатель Ревизионной комиссии Союза композиторов, возмущался: «Сколько раз я приказывал на пушечный выстрел не подпускать к радио самодеятельность!».
Вскоре Козлову пришлось приводить Аллу на записи чуть ли не тайком и едва ли не по ночам. Днем студию занимали серьезные артисты. Зинаида Архиповна негодовала: «Да как же можно девчонку на ночь отпускать? Что это за радио такое? Есть у них там комсомольская организация?».
За каждую запись Козлову удавалось пробивать для Пугачёвой целых две ставки, по пять рублей каждая. Итого червонец — огромные деньги!