Аллан Кватермэн

— Очень хорошо, белый человек! — отвечал небрежно дикарь. — Только помни, если запоздаешь с ответом, твое дитя никогда не расцветет в пышный цветок, я убью ее вот этим копьем! Я мог подумать, что ты хочешь сыграть с нами шутку и напасть на нас сегодня ночью, но я знаю, что все твои люди ушли, здесь у тебя только 20 человек. Где ж твоя мудрость, белый человек, оставлять при краале так мало воинов! Ну, доброй ночи, прощай! Доброй ночи вам, белые люди, ваши глаза я скоро закрою навсегда! На заре я буду ждать ответа! — Повернувшись к Умслопогасу, стоявшему позади него, он произнес.

— Открой мне дверь, товарищ!

Это было уж слишком для старого вождя, который терял терпение. Последние десять минут он не мог стоять спокойно и готов был броситься на дикаря. Положив свою длинную руку на плечо воина, он дал ему такой здоровый толчок, что тот очутился лицом к лицу с ним.

Приблизив свое свирепое лицо к злобным чертам Мазаи, он сказал тихим голосам:

— Видишь ты меня?

— Да, товарищ, я вижу тебя!

— А это видишь? — он завертел топором перед его глазами.

— Да, товарищ, а вижу эту игрушку. Что из этого?

— Ты, дикая собака, хвастливый мешок, захватывающий маленьких девочек! Этой игрушкой я убью тебя! Хорошо, что ты вестник, а то я раздробил бы тебя на кусочки!

Воин махнул своим длинным копьем и засмеялся.

— Я хотел бы стоять с тобой в бою, как муж с мужем! Тогда бы мы посмотрели!

Он повернулся, чтобы уйти, все еще смеясь.

— Ты будешь стоять со мной, как муж с мужем, не бойся! — возразил Умслопогас тем же зловещим голосом. — Ты встанешь лицом к лицу с Умслопогасом, происходящим от царственной крови Чеки, из народа Амазулусов, и согнешься под ударами Инкози-кааса. Смейся, смейся! Завтра ночью шакалы будут смеяться и грызть твои кости!

Когда воин ушел, один из нас взял корзину Флосси и открыл ее. В корзине находился чудный цветок лилии Гойа, в полном расцвете и совершенно свежий. Там же лежала записочка Флосси, написанная ее детской рукой, карандашом, на кусочке сырой бумаги, в которой, вероятно, была завернута провизия.

«Дорогие мои папа и мама! — писала она. — Мазаи схватили нас, когда мы возвращались домой. Я хотела убежать, но не могла. Они убили Тома, другой убежал. Меня и няню они не трогают, но говорят, что потребуют в обмен за нас одного человека из отряда мистера Кватермэна. Я не хочу ничего подобного. Не позволяйте никому рисковать своей жизнью за меня. Попытайтесь напасть на них ночью! Они будут пировать и есть трех быков, которых украли и убили. У меня есть револьвер, и если помощь не придет, я застрелюсь! Им не удастся убить меня. Вспоминайте обо мне, если я умру, дорогие папа и мама! Я очень испугана, но надеюсь на Бога. Не смею больше писать, они начинают замечать! Прощайте! Флосси».

С наружной стороны было кое-как начиркано:

«Привет мой мистеру Кватермэну! Они обещали отдать вам корзину, и он получит свою лилию!»

Я прочитал эти слова, написанные маленькой смелой девочкой в часы тяжелой опасности, когда сильный мужчина мог потерять голову, тихо заплакал и еще раз в душе поклялся, что она не умрет, если моя жизнь может спасти ее!

Долго и серьезно обсуждали мы наше положение. Я снова говорил, что пойду к дикарям, снова миссионер не хотел допустить этого, и Куртис, и Гуд, как истинные друзья, поклялись, что пойдут тогда со мной, чтобы умереть вместе.

— Необходимо на чем-нибудь остановиться, — сказал я, — до наступления утра!

— Тогда нападем на них теми силами, какие у нас есть и попытаем счастья! — сказал сэр Генри.