Аллегро на Балканах

– Вывод первый, – сказал Эдуард Грей, – своей операцией на Балканах русские поставили в крайне невыгодное положение Австро-Венгерскую империю – так, что та оказалась с трех сторон охвачена враждебными ей силами. Тем самым они также существенно ухудшили положение Германии: после начала боевых действий та в кратчайшие сроки рискует остаться без своего последнего союзника, ибо Турцию и Италию русские изъяли из состава Центральных держав еще раньше… При этом мое ведомство получило уверения российского министерства иностранных дел в том, что русская императрица не претендует на земли Греции или какие-либо еще, до первого августа сего года не входящие в состав Османской империи. Исключениями из этого правила может быть только Румыния, судьба которой была предрешена еще до падения Стамбула и превращения его в Константинополь, а также тот вариант развития событий, при котором греки сами рискнут начать войну с Болгарией, оспаривая у той новообретенную провинцию Македония.

Король с сарказмом произнес:

– Вы сильно удивитесь, но мой племянник Уильям тоже понял, что после относительно успешного для него начала общеевропейской войны вместо победного марша немецких гренадер по Парижу с неизбежностью смены времен года случится марш русских солдат по вдребезги разбитому во время штурма Берлину. Конструкция антигерманского союза, которую мы соорудили в Бресте, проста, надежна и безотказна, как изделие доктора Гильотена, а события в Константинополе и, главное, в щебень разбитая тяжелыми орудиями крепость Андрианополя, показали, как такое можно проделать. В такие игры германский кайзер и его генералы играть не хотят категорически. Теперь у Уильяма новая идея: чтобы гарантировать в Европе вечный мир, он намерен присоединиться к Брестским соглашениям и принудить к тому же Австро-Венгерскую монархию, а добычу себе искать там, где его хищные устремления не пересекутся с интересами ни одной европейской державы…

От неожиданности Эдуард Грей на какое-то время потерял дар речи. Он с таким старанием собирал страны континента в антигерманский союз – и тем обиднее ему было видеть, что его труды пошли прахом и тевтонский зверь избежал расставленной ловушки.

– Ваше Королевское Величество! – вскричал он, когда прошел первый шок. – Но этого совершенно невозможно допустить! Если Германия отвертится от войны в ближайшем будущем, то довольно быстро она наберет такую мощь, что справиться с ней уже не получится, даже объединив силы всех иных европейских держав…

– Российская империя усиливается даже быстрее чем Германия, – веско произнес адмирал Фишер, – в то время как пик могущества Франции пришелся на эпоху Наполеона Первого, а Великобритании – на прошлое царствование. И если у нас при условии благоразумного поведения еще есть шанс оправиться, то французы свою точку невозвращения прошли еще во времена Наполеона Третьего, и теперь их несет по воле политической стихии, без руля и без ветрил. Кайзер Вильгельм знает, что чем дальше, тем более неблагоприятной становится для него ситуация, потому что Россия усиливается, в том числе и за счет Германии. Молодые способные немцы едут в эту бурно развивающуюся страну, делают карьеру и строят свой бизнес, пускают корни – и всего на протяжении одного поколения становятся русскими. Процесс схож с тем, когда от нас к кузенам уезжал цвет нации – с тем, чтобы поселиться на просторах диких прерий, однако для того, чтобы попасть в Россию, немцам не требуется пересекать океан, достаточно просто сесть на поезд.

– Погодите, сэр Джон, я вас не понимаю! – воскликнул Эдуард Грей, вскочив со своего места, прямо как во время парламентских дебатов. – Объясните, пожалуйста, почему вы считаете Россию усиливающейся державой, а Великобританию – слабеющей?