Аллегро

Почти бегом — Санька торопил — пробежали к месту получения инвентаря и положенной экипировки. Под присмотром инструкторов, в основном с их помощью, быстренько натянули на себя яркие специальные майки с номерами и логотипом комплекса, на руки велосипедные перчатки, на головы напялили обязательные шлемы, приладили очки, ещё сколько-то драгоценных секунд потратили на то, чтобы распутать на Семёне Марковиче наколенники с налокотниками, поменять их местами, приладить на спину всё тот же неразлучный с Сёмой рюкзачок, разобрали горные велосипеды.

— Предупреждаю, земляки, — напутствовал инструктор. — Трассы не простые… Перед вами три маршрута…

— Да-да, понятно, — перебивая, ёрничал Венька, он уже чувствовал спортивный азарт, уже «в седле» был. — Как в сказке: направо пойдёшь…

Остальные русские инструкторы, помогая, с лёгкой иронией наблюдали за торопливой экипировкой земляков-чудаков.

— Ага, велосипед потеряешь, — усмехнулся первый инструктор, силой удерживая рвущийся вперёд Саньки Смирнова велосипед. — Налево…

Венька опять перебил.

— Знаем-знаем: налево сказку говорит, там чудеса, там леший бродит, русалка… Кстати, русалки-то хоть у вас, там, на маршруте, приличные есть, нет?

— Полно москали! На каждом повороте, только успевай…

Семёну Марковичу прозвище показалось обидным, куда они смотрят, у них что, глаз нет?

— Я не москаль, — с трудом перебрасывая ногу через велосипедное седло, с нажимом в голосе заметил он. — Сиденье высокое. — Указал. — Я австралиец!

— Это заметно… — услышал адекватный ответ.

— А шо такое, шо такое!?

— Сёма, ты не «шокай давай», задерживаешь. Поехали! — нервничал Санька, наблюдая умышленные затяжки времени старым евреем. — Поехали-поехали… Потом разберёмся! Поехали, ну!

— Мы и за русалками вашими успеем. Лишь бы девки красивые были, — поправляя очки, веселился Венька. — С листа все ваши фишки на трассе прочтём. Спасибо, земляки! Отпускайте. Стартуем.

Их выпустили…

Прощально вильнув рулями, «гонщики», торопливо нажали на педали…

— Эй! — запоздало крикнул третий инструктор, видя, что рванули они разными тропами. — Куда?

Троица их не слышала.

— Или каскадеры, или самоубийцы… — высказался третий инструктор.

— Ага, день жестянщика, — усмехнулся первый. — Передай по связи: пусть готовят носилки и запчасти.

«Ол-ле, ол-ле, ол-ле, Россия, вперёд!»

Да, именно туда, вперёд, устремились наши друзья-товарищи: Санька Смирнов, Венька и Сэм Вайншток, и именно «ол-ле…»

Если читатель подумал, что о самой красавице Гейл мы как-то забыли, выпустили её из вида, или упустили, он ошибается. Наоборот. Мы о ней помним, более того, видим её, знаем что делает, чем сейчас дышит, чем занимается. Просто нюанс последних дней жизни военных музыкантов заставил пристально наблюдать именно за ними, особенно, может быть за Санькой Смирновым и другими. Это и не удивительно, если учесть, кто они вообще, и что в данный «исторический» момент с ними произошло. Не часто такое случается, если не сказать никогда, из рокеров — в солдаты, из казармы — в посольство, из оркестрового класса — в Стокгольм, и вообще… Размеренная их прежде жизнь — половинными нотами в такте на четыре четверти, вдруг, сменила характер на тридцать вторые, а теперь уже и на все шестьдесят четвёртые ноты… А это большая разница, огромная. Темп другой, характер, дыхание, ощущения, оценки… Попробуйте с «lento», мгновенно перейти на «vivace», или «prestissimo», — узнаете! Офонареть — грубо сказать, если без подготовки!! А они точно не готовились! Точно не собрались!

Но, выравниваются уже. Справляются с темпом. Достаёт техники, догоняют…

К тому же, Гейл не только жила в другой стране, в другом социальном статусе, других моральных и материальных ценностях, но и в другом жизненном темпо-ритме, в других красках, в других эмоциональных ощущениях, но… В ней самой, что-то, по возвращении из России, непонятное в душе всё же произошло. Пусть и неосознанное ещё, мы говорили об этом, внесло уже разлад в её жизнь, в её планы, даже в планы Стива Гладстона-младшего, жениха Гейл. Он возможно первым угадал изменения, вернее, их намётки. И это напугало его. Он боялся задать прямой вопрос, боялся ответа, поэтому выбрал верную для себя тактику — быть рядом. Не всё время, конечно, а часто, по крайней мере гораздо чаще, чем раньше. Благо возможности Интернета позволяли хоть непрерывно, хоть время от времени находиться в рабочих процессах.

Послеполуденное летнее солнце, спрятавшееся за высокими перистыми облаками, как за белёсым небрежным мазком кисти художника на ярко-голубом полотне холста, не слепило, как могло бы, а позволяло отчётливо видеть мельчайшие полутона красок леса, как вблизи, так и на расстоянии, глубокую цветовую палитру подлеска, зелень травы, воздушные шары, слабую дымку возле горизонта, резкие штрихи птиц парящих в вышине.