Аллея королевы Луизы, 32

– Я знаю,– ответил Валдис, и коротко ударил Ремизова ребром ладони по горлу.

Тот обмяк в кресле. Встречный “Пассат” тоже включил и выключил свет. Валдис и его приветствовал. Войдя в поворот, он увидел маскирующийся в кустах бузины бело-синий микроавтобус ГАИ. Ефрейтор махнул жезлом, и Валдис, проскочив еще метров десять мимо него, затормозил, прижавшись к обочине.

– Инспектор патрульно-постовой службы областной Госавтоинспекции, – скороговоркой выговорил ефрейтор.– Ваши документы, пожалуйста.

Валдис дал ему права и техпаспорт.

– Превышаете, господин Ауктуммис!– радостно сообщил ефрейтор.– У нас чуть радар не зашкалило! Я понимаю, машина скоростная, трудно удержаться… Так что будем делать?

Валдис поморщился.

– Санксти,– тихо сказал он.

Та подалась вперед с заднего сиденья, и, положив голову подбородком на плечо Валдису, шепотом позвала милиционера:

– Молодой человек.

Ефрейтор удивленно посмотрел на нее, потом замигал, потер глаза, будто в них попал дым, и уставился прямо в острые черные дырочки зрачков, окруженные желтой радужной оболочкой.

Санксти протянула ему обертку от шоколадной конфеты, которую только что съела, и также шепотом спросила:

– Ну что, милый, тяжело тут стоять? Небось, жарко?

– Тяжело,– сказал ефрейтор, как эхо.– Жарко.

– А ты не горюй. Ты возьми деньги-то, возьми. Это хорошие деньги, большие. Видишь, какие большие?

– Большие,– повторил за ней ефрейтор.

– Ты, мой хороший, спрячь их подальше, а то ведь увидит кто, скажет – взятки берешь.

Милиционер, не спуская глаз с ее зрачков, стал совать обертку в карман форменных брюк, никак не попадая в него рукой.

– Что-то писать хочется,– сказала Санксти.

– Хочется,– сказал ефрейтор.

– Ой, как писать хочется!..– сказала Санксти.

Ефрейтор скривился и затоптался на месте, как конь.

– А мы сейчас пойдем и пописаем,– приговаривала рыжая ведьма.

– Только не вместе,– сказал Валдис.– Нам ехать надо.

– Зачем же вместе? Он уже большой, он и один может. Да, мой ласковый?

– Да.

– А как пописаем, так все и забудем. Будто и не было никакой черной машины, будто и не было никакого Ауктуммиса, и тети красивой тоже не было? Правда?

– Правда.

– А бумажки эти дай мне, я выброшу. Нехорошие бумажки, грязные бумажки,– сказала Санксти, забирая у милиционера документы.– Ну, иди, пописай, мой хороший, иди.

Ефрейтор посторонился, пропуская зеленый “Мерседес” – такси, и заторопился в лес.

Когда он вернулся к микроавтобусу, его напарник спросил:

– Ну что там?

– Поссал,– ответил ефрейтор.

– А с БМВ что? Оштрафовал?

– Блядь…– сказал ефрейтор и покачнулся.– Что-то у меня голова болит.

– Эй!– сказал его напарник, увидев, как побелело лицо ефрейтора.– Ты чего, Миша? Тебе плохо, что ли? Эй, эй, ты того, ты только не падай! Погоди, сейчас я тебе помогу к машине добраться, отдохнешь! Ты только держись, Миша!

Он дотащил своего товарища до микроавтобуса и посадил на порог, прислонив к сиденью.

– Ты погоди,– бормотал он,– погоди, сейчас я тебе водички дам. Это жара блядская. Стой тут, как блядь. Сами постояли бы, бляди, узнали бы, что почем!

20

Ремизов очнулся и увидел кроны деревьев. “Дуб” – машинально отметил Ремизов и понял, что лежит на спине. Верхние ветви были еще освещены розоватым светом, но внизу уже смеркалось. Он попробовал встать и не смог – руки и ноги были растянуты в стороны и крепко привязаны. Кроме того, он осознал, что рот у него заклеен пластырем. Он еще не испугался, до него пока не доходила дикость его положения вся целиком, только отдельные ее части. Вот – руки распяты, пластырь на лице… Затылку почему-то очень твердо. Он подвигал им и выяснил, что лежит на камне. Об этом говорил и позвоночник, и локти, шевелить ими было больно. Этот камень, на котором уместился весь Олег Ремизов, и объединил все его ощущения в одно целое – в ужас. До него дошло, что он распят на камне абсолютно голым и беспомощным. Мгновенно он вспомнил, как сел в машину к Валдису – будь он проклят, этот бандит! Какого черта он с ним связался? Ведь зарекался же – никаких дел с бандитами… – как тот повез его из города… Надо же так попасться! Самому влезть в машину к убийце и выехать с ним к ночи за город!

“Сколько времени? – подумал Ремизов.– Ведь мне в десять встречаться с Шадриным из администрации”.

Идиот! Какой, на хрен Шадрин! Сейчас тебя начнут резать и по кусочкам отправлять твоей жене – требовать выкуп. А откуда у нее выкуп? Бред какой-то… Можно подумать, что мы не в Пруссии, а в Москве или в Свердловске. Дичь… Бред какой-то…

Ремизов рассвирепел и дернулся, пробуя порвать веревки, но только причинил боль позвонкам, двинув ими по камню.

– Он очнулся,– сказала где-то неподалеку женщина, и почти сразу он ее увидел. Высокая, стройная, с пышным облаком вьющихся рыжих волос и жесткими глазами желтого цвета. Она показала Ремизову нож и провела им по его шее.

– Будешь кричать, тут тебя все равно никто не услышит,– сказала она. – А я с удовольствием отрежу тебе голову.

Она твердым, как коготь, ногтем подцепила край пластыря и отодрала его от лица Ремизова.

– Подыши.

“Где я?” – хотел спросить Ремизов, но закашлялся. Горло свело и саднило.