Аллея всех храбрецов

– Какие испытания? – Викторов откинулся на спинку стула, посмотрел испытующе. – Испытания чего?

– "Узора". От отдела требуется представитель.

– Разве мы записаны?

– А нас все, кому не лень, записывают. Мы в графике.

– Я его не визировал.

– Стало быть, Петр Федорович подмахнул.

Викторов повернулся к тумбочке в углу, нажал кнопку звонка. Открылась дверь и выглянула секретарша.

– Соедините меня с Иркиным.

– Хорошо, Борис Викторович.

– Это Викторов говорит. Оказывается, мы записаны в испытания "Узора". Помните? От нас выделен кто-нибудь?… Нет. От нас требуется учёный еврей на всякий случай… Теоретики не подойдут. Они же, наверняка, не знают, что железо ржавеет. Оставят, скажем, прибор под дождем. Нужен инженер с организаторским уклоном. Хорошо… Иркин выделит человека. Свяжитесь с ним.

– Хорошо, Борис Викторович.

– Подписали, Борис Викторович, – поднялся высокий, – заявление мое?

– Так куда вы собрались?

– В комитет.

– Наш?

– Да.

– Значит, бумажной крысой станете?

– Это, как говорится, Борис Викторович, кесарю кесарево, а богу божье.

– Ну, что же, – встал из-за стола Викторов, отошел к окну и продолжал, глядя на просвечивающее сквозь сосны шоссе.

– Удержать вас нечем. Из комсомола вы выбыли, в партию не вступили. Жилплощади не получали. Скучать не будете?

– Работа везде работа.

– Ну, хорошо, передавайте дела. Заявление ваше, считайте, я подписал.

Зазвонил телефон, заполняя неловкую паузу. Затем серые холодные глаза Викторова остановились на Мокашове. Он встал и молча положил переводку на стол. И снова дверь отворилась, и явился Вадим Палыч. "Попроще нужно, – решил для себя Мокашов, – какой он Палыч? Просто Вадим". Вместе с Вадимом вошел мужчина постарше. Он появился, небрежно рассматривая бумаги на ходу. Видимо, вход в кабинет для него в отличие от остальных был свободным. Увидев Мокашова, он остановился и вопросительно посмотрел на него.

– Иркина, вот, привел, – пояснил Вадим, – воздействуйте.

– В сборочном цирк, – начал Иркин безо всякого предисловия. – Кронштейны ДУСов не маркированы. Вопрос не наш, к конструкторам. Мы не причём. Не дошло ещё до вас, Борис Викторович? Это я, так сказать, – голос снизу, сейчас и сверху дойдёт.

– Отпустите меня, – взмолился Вадим. Но они не обратили на него внимания.

– Вопрос конструкторский, но поднимется крик: отчего не интересуетесь?

Иркин разгуливал по кабинету, косолапил, сутулился. Выглядел он настоящим медведем, но улыбался по – лисьи, с хитрецой.

– "Узор", – говорил он уверенно, – выдуман целиком и полностью. Он для теоретиков. Я за стирание граней между умственным и физическим трудом. А у прибористов катастрофически не хватает людей.

– Вам нужны молодые специалисты? – перебил его Викторов.

– Вы же знаете, Борис Викторович, – ответил Иркин мягко и тихо.

– А вам, Вадим Палыч?

– Молодые, – откликнулся Вадим, – ещё не значит, что специалисты.

Все посмотрели на Мокашова.

– Первый вопрос анкеты, – сказал Вадим, – в шахматы играете?

– Играю, – осторожно ответил Мокашов.

– Тогда, простите, – развел руками Вадим, – это по определению наш человек.

– Откуда вы к нам? – поинтересовался Викторов.

Мокашов объяснил, пожалуй, чуточку подробней, чем следовало. Тогда Викторов взялся за голову, покрутил ею, не отнимая рук, сказал в неповторимой викторовской манере:

– И кого только у нас нет.

Знакомство Мокашова с отделом завершилось в несколько минут.

– Теоретики, – толкал Вадим очередную дверь, – считают себя чрезвычайно умными людьми, хотя и совершенно напрасно… А здесь прибористы, иначе практики. У них в мозгу поменьше извилин, зато в руках постоянный рабочий зуд. Им просто не терпится воплотить то, что рождается в светлых теоретических головах.

Вдоль стен комнаты тянулись грубые лабораторные столы. На них громоздились осциллографы, криостаты, тестеры; распластывались коричневые панели в разноцветных сопротивлениях с серебряными паутинками схем.

– Воплотить не то слово, – отозвался один из прибористов, паявший в углу. Остальные работали, не поднимая голов.

Приборист был весь перебинтован: руки и голова. Края бинтов были прилеплены пластырем.

– Не воплотить, только убедиться, что всё, предложенное теоретиками – чушь и бред и предложить то, что и имеет место быть.

– С соображаловкой у них не очень, – вздохнул Вадим, – именно, имеет место быть. Однако начальство их любит. Этому даже ошибочно орден выдали.

– Вижу, не даёт тебе покоя мой орден, – сказал приборист, – могу походатайствовать, чтоб и тебе разрешили его носить. По праздникам.

– Давай, – рассмеялся Вадим, – ходят слухи, что ты "гибрид" в скутер переделываешь. Речевое управление…

– А как же. Управляется, когда материшь. До вас квитанции не доходят, когда я вас матерю. Точности посчитали?

– Ты же знаешь, – замялся Вадим, – "Сапоги"…

– Не знаю и знать я не хочу, – отрезал приборист, – смотри, ведущего наведу.

Они прошлись по немногим отдельским комнатам.

– Тесно у нас, – вздыхал Вадим, – расширяемся при постоянном объёме.