Конкистадоры во главе с Карртэссом наблюдали от начала до конца. Увиденное до тошноты напугало их. Они назвали этот день – «Кровавый четверг». Армия вернулась к флоту, чтобы отдохнуть и подготовиться к нападению. Карртэсс переживал, что многие конкистадоры после увиденного побоятся нападать на ацтеков, и могут отказаться воевать. Он никому не доверял, так как знал – когда ты не доверяешь никому, ты не огорчаешься предательству. Для того чтобы никто не отступил, он приказал сжечь корабли. У конкистадоров осталось только два выхода: победить или умереть. Карртэсс придумал как использовать свое сходство со статуей. Утром вся армия снова подошла к тому месту, где их не могли увидеть, а Карртэсс забрался на вершину пирамиды и закричал. Спустя несколько минут его окружили ацтеки. Такая быстрая реакция поразила его. Сотни вооруженных ацтеков стояли на лестнице пирамиды, и еще несколько сотен стояли внизу. Карртэсс не испугался, но прижался спиной к колу. Главный воин ацтеков смотрел на него изучающим взглядом, после чего крикнул: «Кетцалькоатль!» и встал на колени. Его примеру последовали остальные. Карртэсс ликовал. Он наслаждался успешным обманом, и осознал правоту фразы «Главное убедить себя, тогда убедить остальных будет еще легче».
Через некоторое время, наверх пирамиды поднялся император ацтеков – Почтенный ацтек. Он встал на колени, и со счастливым лицом смотрел на своего бога. Карртэсс подошел к императору и спросил на понимаемом языке:
– Где «Древнеславянская книга мертвых»?
– О Великий! Вы научили меня всему, что я умею, рассказали все, что я знаю. Если не знаете Вы, то я тоже не могу знать.
Карртэсс не сомневался в правдивости слов императора. Его привело в ярость время потраченное в никуда. Его разрывали мысли о том, что придется заново начинать поиски книги. Карртэсс спросил:
– Знаешь ли ты, что такое жизнь?
– Нет, – с досадой ответил император.
– Жизнь – это смерть. Осуществи ее! – сказал Карртэсс и взмахом руки перерезал горло императору, добавив, – Не верь глазам своим, когда смотришь на человека.
Почтенный ацтек схватился за горло. Кровь текла между пальцев. Он, хрипя, произнес:
– КИНГА ИШЬ ДНО САРГАССО КТУЛХА КИЯ К ХУЯ…[2]
Карртэсс толкнул его ногой, и император покатился по лестнице. Когда конкистадоры увидели это – они напали на ацтеков.
Так в один день уничтожили великую Ацтекскую империю. С бессмысленной жестокостью, на которую способен только человек.
6
Я тяжело переживала выкидыш, несмотря на то, что была сильной девушкой. Есть вещи, против которых любая сила бессильна. Случившееся не подавило меня, а наоборот, я еще сильнее захотела ребенка. Чтобы легче оправиться от трагедии, отец забрал меня жить к себе.
Через некоторое время, я вновь пришла к старому, доброму доктору. Вошла в кабинет как только медсестра азиатка вышла из него. Доктор выслушал, высказал слова сожаления, но денег меньше не взял. Я выбрала другого суррогатного отца, но тоже с ником – Logos. Подписала документы, заплатила, поблагодарила старого, доброго доктора, и уже выходила как он сказал:
– Желаю вам удачи!
– Надеюсь, в этот раз все будет хорошо.
– Надежда приводит к разочарованию, – сказал доктор и добавил. – Вы не боитесь того, что молния всегда бьет дважды, а то и трижды в одно и то же место?
– Я, как любая, нормальная женщина мечтаю о счастье.
– Мы слишком много мечтаем, для того чтобы жить, – сказал доктор.
Я посмотрела на доктора и со злостью сказала:
– Я всего лишь хочу быть счастливой женщиной.
– Счастливая женщина – это женщина изменяющая мужу, хе-хе!
– А счастливый мужчина?
– Счастливый мужчина – это мужчина, которому завидует любовница в том, что у него есть красивый, молодой любовник, хе-хе!
– Вы социальный урод! – сказала я.
– Социальный урод – это человек, который не смывает за собой в общественном туалете, – сказал Доктор.
Я со всей силы захлопнула дверь.
Все процедуры Суррогатного отцовства повторились, и через некоторое время я забеременела. Я переживала сильнее, чем в первый раз, поэтому приняла несколько капель успокоительного.
7
– Мама, скорее иди ко мне. Сейчас уже начнется! – произнес детский голос.
Я находилась в каком-то древнем, каменном амфитеатре. В центре сидений стояла Аллекта в том же наряде первоклассницы, и, махая руками, звала меня:
– Мама, мама! Я здесь! Я нашла нам лучшие места.
Я сразу вспомнила ее, и села рядом. Аллекта крепко обняла меня и сказала:
– Я рада снова тебя видеть, мама.
– Где мы находимся?
– В амфитеатре юного актера. Дети будут выступать. «Немая пьеса» по Чехову.
– Я не знаю этой пьесы.
– Ее никто не знает. Когда Антон Павлович ее придумал, она навела на него такую жуть, что он ни одного диалога не написал для нее. Это верх гения пьесы – когда происходящее на сцене понятно без слов.
В нашу сторону шел мужчина сорока лет. Он сел перед Аллектой, загородив ей обзор. Мужчина положил на лавочку пачку чипсов и поставил большое ведро попкорна. Я удивилась, ведь кроме нас троих в амфитеатре никого не было. Мужчина мог сесть на любое место, но почему-то выбрал именно это.