Аллергия на кота Базилио

Мы стали жить втроем. Через какое-то время прибавился Федя. Няня умерла, когда мне исполнилось лет тринадцать, мальчикам соответственно меньше. На похороны приехали женщина и несколько мужчин. Все красивые, хорошо одетые, пахли вкусно. Тетка оказалась моей мамой, до этого дня я ее не видела. Кем были остальные, я понятия не имею. Всех нас увезли в город. Я жила с матерью. Меня устроили в школу, до этого я посещала сельскую. Разница в преподавании была огромная, я ощущала себя полной идиоткой, в классе ни с кем не подружилась, на второй год осталась. Потом выправилась, но глубиной знаний никогда не блистала. Куда подевались братья, я понятия не имела. Пару раз интересовалась их судьбой у Надежды, но та отмахивалась. Когда я получила аттестат, мать велела мне подавать документы в пединститут. Я испугалась:

– Меня туда не примут.

– Неси, – приказала родительница.

И я неожиданно очутилась на студенческой скамье. Думаю, кто-то из любовников Ворониной обо мне позаботился. То, что мамаша меняет мужиков постоянно, но ухитряется с каждым бывшим оставаться в дружбе, я давно поняла. Они все часто приходили к нам в гости.

Нелли отвернулась к окну.

– В шестьдесят каком-то году, не помню точно дату, у нее на самом деле вышла книга. Когда я переехала жить в деревню, в дом, где мы сидим сейчас, в гостиной на стене висела небольшая стеклянная полка, в ней стояла книга. Тот, кто входил в комнату, сразу на томик глазами натыкался. Надежда очень гордилась своим опусом, велела мне его прочитать. Я выполнила ее приказ и чуть не умерла со скуки: лабуда какая-то! Монахи-мошенники, кто-то из-под земли вылезает! И все перемежается похвалами советской власти, которая людей от церковников избавила. Откровенная пропаганда! Я тогда увлекалась Анной Ахматовой, Брюсовым, Есениным, Цветаевой. А у Надежды была ужасно написанная повесть. Помнится, я насчитала там на одной странице более двадцати раз частицу «бы» и раз десять глагол «быть» во всех его вариациях.

Нелли поморщилась.

– Не такого рассказа вы ожидали? Думали, я буду врать вам, какой мамулечка, чмок-чмок, была прекрасной?

– Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, – ответила я.

Нелли усмехнулась.

– Ну, тогда слушайте следующую порцию честного рассказа. Как только мне выдали студенческий билет, мать велела: «Собирай вещи и переезжай в Стройкино. Ты уже взрослая, нечего сидеть на моей шее». Я вернулась в село. До сих пор удивляюсь, как диплом получила. Автобус тогда не ходил, первая электричка шла утром в шесть десять, до станции четыре километра. Летом я ездила на велосипеде, оставляла его в кассе, спасибо Нюсе, которая билетами торговала, она моего коня стерегла. А зимой я перла пешком через лес. Но к пятому курсу, несмотря на все трудности с поездкой в город, поняла, что не хочу жить в Москве, там грязно, шумно, толпы людей. В Стройкине намного лучше. И мне неожиданно повезло, в школе в Повалкове освободилась ставка учительницы, меня взяли, когда до защиты диплома всего ничего оставалось. С тех пор я работаю там, сначала педагогом, потом завучем, теперь директором. Жила счастливо, тихо, получила еще высшее психологическое образование. На работе меня любят, уважают, в деревне все кланяются, за советом приходят. Замуж я никогда не хотела, детей мне в гимназии хватает. Вечером приду, лягу на диван, книги читаю, телевизор иногда смотрю, в выходной в лес хожу. Два кота и собака в доме. Огород не сажаю, только цветы во дворе растут. Овощи мне соседи продают, сколько надо. Ученики меня обожают, все свои горести-радости мне несут, знают: для них двери моего дома всегда открыты. Большинство выпускников сейчас работают, они при деньгах, должностях. Заболела я недавно, позвонила Косте Рябову, он главврач больницы…

Нелли Ильинична рассмеялась.