Аллергия на убийства

— Вам судить. Дело в том, что на днях я узнала кое-что очень неприятное. — Я рассказала ему о фотографиях Кэтрин. перечёркнутых красным маркером. — У вашего сына из-за этого могут быть большие неприятности.

— Почему? Он никогда не скрывал своей неприязни а Кэтрин.

— Знаю. Но это уже слишком. Складывается впечатление — вы уж меня простите, — что его ненависть к бедной девочке была чуть ли не патологической.

— А что сам Тодд сказал об испорченных фотографиях?

— Твердит, что его художества не имеют никакого отношения к смерти Кэтрин и якобы помогли ему избавиться от отрицательных эмоций.

— А знаете, здесь он прав. Уж лучше выплеснуть негативные чувства, чем носить в себе. Слушайте, я согласен, история крайне неприятная, но чем это может грозить мальчику? Ведь никто не убивал Кэтрин.

— Вот тут вы ошибаетесь, мистер Лундквист, — бесстрастно произнесла я. — Только что было установлено орудие убийства. И в скором времени наверняка будет сделано официальное заключение. — Что, в общем-то, правда. Вроде как. Первая часть, во всяком случае. Ведь я же не сказала, что орудие убийства обнаружила полиция.

Лундквист опешил. Недоверчиво уставился на меня, потом, запинаясь, дрожащим от ужаса голосом пролепетал:

— О господи, господи… но ведь вы не думаете, что Тодд… Ему же только двенадцать…

— Я знаю. Но и дети порой становятся убийцами.

— Ну посудите сами — зачем Тодду было уродовать фотографии, если он погубил саму Кэтрин? Да ещё и признаваться в этом!

— Верно. Но кажется, ваш сын полагает, что ему может сойти с рук что угодно. Возможно, даже убийство. Я пообещала Донне, что не стану рассказывать полиции об инциденте с фотографиями, если это не связано с гибелью Кэтрин. Но теперь, когда точно установлено, что она была убита, эта история тревожит меня всё больше. Что, если Тодд счёл символичным замазать ей лицо — словно повторно изгонял ей из своей жизни? — По-моему, такое наблюдение достойно высокооплачиваемого психоаналитика.

Лундквист тотчас поставил меня на место:

— Что за ерунда! Вы же не психиатр! — Он не на шутку разозлился, от недавнего добродушия не осталось и следа. — Не спорю, Тодд изрядно разболтан, зачастую невыносим, но он не убийца. И кстати, может, я туповат, но что-то не пойму, как это всё связано с крушением моего брака.

— Да в принципе никак. Напрямую — никак. Суть в том, что пока у меня нет ни малейших оснований верить Тодду ни в чём. — И тут я разыграла козырную карту: — Послушайте, мистер Лундквист, мне даже думать страшно, что двенадцатилетний мальчик способен на такое. Я бы с радостью поверила Тодду, что его ненависть к Кэтрин не шла дальше порчи фотографий. Но откровенно говоря, у меня есть сомнения. И как вы сами сказали, я не психиатр. А коль скоро он врёт даже насчёт развода собственных родителей, я не в праве закрывать глаза на возможность того, что… прошу прощения, что он неуравновешен. Возможно, до опасных пределов.

Лундквист побагровел, открыл рот, потом спешно закрыл — и вдруг почти небрежно заметил:

— Почему у меня такое чувство, что вы мною манипулируете?

— Да я…

Жестом он велел мне умолкнуть и нехотя промолвил:

— Тодд сказал вам правду. Я не оставлял Барри ради другой женщины. Не было никакой другой женщины. Но больше я ничего не могу сказать. Единственное… причина нашего с Барри разрыва никоим образом не связана с тем, что случилось с Кэтрин.

Я была поражена до глубины души. Но ухитрилась этого не показать.

— Возможно, и так, — возразила я, — но не исключено, что вы просто не осознаёте важности данного обстоятельства. Вот почему я призываю вас к откровенности. Если выяснится, что это не имеет отношения к смерти Кэтрин, обещаю: всё останется между нами.

Лундквист покачал головой.

Нет, этот человек попросту вынуждает меня прибегнуть к шантажу! (Естественно, самому невинному.)

— Поверьте. мне совсем не хочется идти в полицию. Но поскольку речь идёт об убийстве, власти вправе рассчитывать, что я расскажу им всё, что знаю об этом деле. Всё, понимаете?

Лундквист и глазом не моргнул. Молча сидел как истукан, и я даже отдалённо не представляла, о чём он думает. Вот с горя выдала такой перл:

— Что может быть важнее, чем спасти вашего сына от неприятностей?

И тут, с наимрачнейшей гримасой, исказившей добродушное от природы лицо, Пол Лундквист произнёс то, о чём я так мечтала:

— Ну ладно, ваша взяла.

* * *

— Когда мы расстались, я продолжал любить Барри, — избегая моего взгляда, начал Лундквист. — Она была хорошей женой, да и вообще Барри — хороший человек. С тем, что случилось, ни она, ни я ничего не могли поделать. Правда, я не сразу с этим смирился, но теперь понимаю: развод был неизбежен.

— Значит Барри встретила другого мужчину?

— Нет. Сондру Кинг.

— Не понимаю.

— Она влюбилась в Сондру Кинг! — рявкнул Пол. Но хорошее воспитание тотчас взяло верх, и он пробормотал: — Извините.

А я сидела точно громом поражённая и чувствовала себя полнейшей идиоткой. Подобная мысль мне и в голову не приходила. А могла бы дотумкать, между прочим, как-никак в конце двадцатого века живу!