Аллигат 2 (СИ)

Ольга ждала документы о разводе. Сходила в банк Англии, оказавшийся в десяти минутах ходьбы от дома Сондры, и беспрепятственно сняла со счёта сто пятьдесят фунтов. Купила газету с объявлениями о продаже и сдаче в аренду домов, собираясь заняться поиском будущего жилья.

Было и хорошее. Она получила второй гонорар в пять шиллингов и восемь пенсов за опубликованный рассказ о мышонке и рисунок к нему. «Детская минутка» — так назвала она страничку в «Домашнем журнале», чётко обозначив рамки своего творчества.

Дебора Фостер не стала противиться, решив посмотреть, что из этого выйдет. Имея двух непоседливых детей дошкольного возраста, она оценила их неожиданный интерес к рассказу и обещала мисс Табби подумать над издательством журнала для детей. Ольга вызвалась сделать его макет для начала на четырёх — шести страницах. Но мысли разбегались, витали в другом измерении и никак не хотели концентрироваться на работе, от которой зависел её постоянный доход и будущее благосостояние.

Сондра Макинтайр собиралась в Шотландию. Узнав о печальных событиях в жизни постоялицы, повторно предложила поехать с ней, отвлечься и сменить обстановку.

Ольга отказалась и загрустила. Ей не хватало советчика. Не хватало друга, которому можно без опаски рассказать обо всём, что мучило. Тянуло выговориться, поплакать, почувствовать поддержку и участие. Почему-то тянуло именно к Сондре: шумной, грубоватой, категоричной и непреклонной.

— Всё, — захлопнула Ольга дневник, ограничившись в нём записями о самых значимых событиях, произошедших за две недели: скупыми и короткими, не занявшими и полстранички.

О том, что случилось сегодня вечером, она пока писать не хотела. Следовало всё обдумать и решить, как поступить.

Она перенесла керосиновую лампу на прикроватную тумбочку, взяла жестяную коробку из-под печенья, стоявшую на секретере, и села на край кровати.

Достала лежащие сверху банкноты, достоинством по пять и десять фунтов стерлингов. Новенькие, хрустящие, 1867 года выпуска. Она настолько привыкла к звону меди, серебра и золота, что бумажные купюры восприняла с трудом. Ольга видела их в обороте и раньше, но не часто, да и не придавала этому большого значения. Банк по первому требованию обменивал банкноты на монеты.

Пересчитала привычные металлические соверены и фунты, составившие две трети от общей суммы — двух тысяч фунтов стерлингов… Богатство.

За что? — задала себе очередной вопрос Ольга.

Сегодня после закрытия лавки Эшли вручила ей корзинку с едой и со словами: «Приказано вам передать», сунула в руки перевязанный шпагатом жёсткий свёрток.

Поскольку её ждал кэб, она воздержалась от распаковки посылки тут же. Всю дорогу ощупывала пакет и сгорала от нетерпения, боясь думать, какой сюрприз приготовил ей Уайт. Он больше не появлялся в её жизни и она успела свыкнуться с мыслью, что её оставили в покое. Если что-то плохое, принять удар спокойно вряд ли получится.

В свёртке оказался плоский клатч: изящный и вместе с тем вместительный, дорогой и очень красивый. Сплетённый из небольших серебряных пластинок, покрытых цветной эмалью с рисунком в серо-голубых тонах, с затейливым витиеватым узором на фермуаре, он больше походил на сумку-конверт.

Из него леди достала бумаги с гербовыми печатями, пачку банкнот, мешочек с монетами, медальон с изображением пожилого мужчины и тёмной прядью волос, позолоченную табакерку с дарственной надписью, лорнет в чехле, два старых письма.

Первым она изучила «паспорт» на имя двадцатисемилетней Авелин Ле Бретон из коммуны Лузиньян, что в местности Вьенна. Женщина являлась дочерью анженского адвоката Клода Бошана и его супруги Анриетты де ла Рюи из семьи нантского судовладельца.

Новые имя и двойная фамилия показались благозвучными. Что же касалось населённого пункта и в какой части Франции он находится, она не знала.

Ольга не ошиблась. Уайт уготовил ей роль француженки-вдовы судебного чиновника-нотариуса Модеста Ле Бретона, умершего месяц назад от чахотки в возрасте сорока четырёх лет. Свидетельство смерти «мужа» имелось, как и извещение о вступлении вдовы в наследство, составившего в денежном выражении чуть более 1000 франков.

В завещании на движимое и недвижимое имущество давалась ссылка на Гражданский кодекс Наполеона, который при определении прав наследников исходил из принципа юридического равенства. Как поняла Ольга, наследство разделили между вдовой и родственниками умершего в равных долях. Авелине Ле Бретон отошла половина имущества.

Как видно, нотариус был небогат.

Был ли? — хмыкнула она, всматриваясь через стёкла складного лорнета с ручкой из слоновой кости в нечёткие черты мужского лица на медальоне.

Письма двухлетней давности были адресованы Авелине из деловой поездки Модеста в Германию в Мангейм.