Аллигат (СИ)

У туалетного столика с овальным зеркалом, уставленного шкатулками, стояла банкетка с гнутыми ножками.

Глаза упёрлись в покрытый чёрным лаком трёхдверный платяной шкаф с арочным навершием и резьбой, с выдвижными ящиками внизу и зеркалом во весь рост на центральной дверце. Рядом с ним такого же цвета комод. Из-за него выглядывал угол софы, застеленной клетчатым пледом.

У второго окна приткнулся столик для рукоделия с незаконченной вышивкой в прямоугольных пяльцах и выдвинутой подвесной корзиной с аксессуарами.

Стены спальни — с поясной отделкой деревянными панелями по нижней трети — декорированы тканью золотистого цвета с мелким редким цветочным рисунком. Стена между окнами, полностью обшитая буазери, была увешана литографиями в лёгких рамках. Что на рисунках, Ольга не разобрала: мешала скопившаяся в углах темень и небольшой размер печатных оттисков.

Развёрнутый к окну секретер оказался открытым. Поразило обилие ящичков и ниш для хранения рукописей и ценных бумаг. На его откидной крышке стоял… настольный этюдник? Рядом лежала большая папка с выглядывающими из неё белыми листами. Ольга сильнее вывернула голову, всматриваясь. Шейные позвонки подозрительно хрустнули, в ухе стрельнуло довольно чувствительно для иллюзорного присутствия в потустороннем мире.

Морщась, она устало закрыла глаза. Ядовитыми ростками прорастало сомнение: уж очень правдоподобным казался сон! Пальцы поглаживали прохладный шёлк одеяла. Ольга скользнула под него руками, собрала сорочку на талию и ощупала живот. Там у неё был шрам. Теперь его нет. Мелькнула тревожная догадка: это не её тело! Хотя, во сне всё может быть и не стоит ничему удивляться.

Сухой короткий стук двери прервал размышления. Ольга, вздрогнув, открыла глаза.

Сиделка вскочила и отошла за прикроватный столик к стене, зашептала:

— Мистер Пэйтон, вот…

К кровати приблизился мужчина в годах: среднего роста, в расстёгнутом пиджаке и сумкой в руках, похожей на саквояж. На объёмном животе, затянутом в тесный жилет, блеснула массивная цепь карманных часов. Из-за его спины выглянуло бледное женское лицо.

Он, не дойдя до Ольги, остановился, будто споткнувшись. Удивлённо уставившись на неё, воскликнул:

— Как?! Разве леди Хардинг ещё не упокоилась?

Ольга повела бровью: приехали. Она в теле какой-то леди и все ждут её смерти? Весело! С интересом слушала разговор.

— Господь с вами, — закрестилась сиделка.

Мужчина грузно опустился на стул у кровати и пристроил сумку на подставленный под неё стул. Подался к больной. С нескрываемым любопытством всматривался в её лицо, бубня:

— Так-так-так, как такое возможно? — нащупывая застёжку на сумке, вполголоса обратился к сиделке: — Когда я уходил от вас вечером, то был уверен, что миледи… — наткнувшись на осмысленный ироничный взгляд Ольги, он откашлялся: — М-да…

Она рассматривала его седую голову, пушистые рыжеватые бакенбарды и выбритый подбородок, крупный покрасневший нос. Вдыхала запах лекарств, въевшийся в его одежду. Её пальцы сминали шёлковую коричневую ткань пухового одеяла. Снова закрыла глаза, в этот раз прислушиваясь к себе: зачем её душа выбрала — пусть и временно — тело немощной умирающей женщины? Разве нельзя было пересидеть период восстановления организма и возврата в своё тело в более комфортных и приятных условиях?

Мистер Пэйтон коснулся пальцами её глаз и раздвинул веки.

Ольга дёрнула головой, отстраняясь. Часто заморгала, фокусируя взгляд и, заметив засохшее пятно грязи на его рукаве, возмущённо замычала:

— Вы руки не вымыли.

Да уж… Она никак не ожидала, что её будут трогать — пусть и во сне — грязными руками. Хоть тело не совсем её, но чужие прикосновения она ощущает очень реалистично.

Доктор отпрянул от неё и поднял широкие густые брови.

— Что вы сказали, миледи? — спросил он виновато. — Не разобрал.

И тут Ольга поняла, что говорит на русском языке, в то время, как вокруг звучит речь, очень похожая на английскую.

Не спуская с неё глаз, мистер Пэйтон подхватил со стула сумку и опустил её на свои колени. Щёлкнул рамочный замок. В руках мужчины появилась слуховая трубка, как у доктора Айболита. Откинув угол одеяла, он сдержанно извинился и, двумя пальцами аккуратно расправил кружева на сорочке больной. Прильнул к её груди. Замер. Затем натужно засопел и сместил «стетоскоп» под грудь Ольги, вслушиваясь в биение её сердца. Его брови то сходились, то расходились в немом изумлении, а толстые губы подрагивали, шепча:

— Неслыханно… Куда пропали ваши хрипы? — отложив трубку, он осторожно надавил ладонью на живот леди. — Так больно?

— Нет, — сказала она по-английски, не узнавая свой голос и уже ничему не удивляясь.